бы палку не перегнуть. Нагонишь страху — разбегутся селяне. С семьями снимутся и в соседние земли уйдут бурю пережидать. А совсем без страха, тоже ничего не выйдет. Махнут мужики рукой, дескать, не наше дело мелочь ловить, у нас и без того забот море неисчерпаемое.
Потому князь с Соколом решили Рыжего по сёлам отправить. Рыжий, он кого хочешь убедит. Великих способностей человек. Вон как в Москве всё обстряпал. Да и в Ишме не сплоховал.
Выдал князь ему грамоту, повозку выделил с лошадью.
— Первым делом с которовцами договорись, — напутствовал. — Они всех остальных вместе взятых стоят.
Вообще-то, соваться в Которово без сопровождения кого-либо из княжеских мечников было верхом неосторожности. Люди там жили преимущественно горячие, могли сперва по кумполу двинуть, а потом уж вопросы задавать. Но Рыжий понадеялся на свой вёрткий язык, да поддержку вурдов, с которыми, после вылазки в степь, очень сдружился.
Евлампия решил дома оставить. Не отошёл ещё монах от прежнего похода, даже приятеля своего давнего посетить поленился. Отложил до лучших времён. А вурды, словно на печи тридцать лет пролежали, вскочили бодренько, мол, застоялась кровь.
Вот через вурдов чуть было и не влипли.
Ещё в село не въехали, как шевеление началось. Едва заметное на первый взгляд шевеление — там свистнул кто-то, тут мальчишка огородами метнулся, где-то ставенька хлопнула, бабы с улиц попропадали. Рыжий лишь усмехнулся. Этих врасплох не застанешь. Сами кого хочешь, уделают… Такие как раз и нужны.
Вот первые дома мимо повозки проползли, а которовские никак себя не обнаруживают. На улице только детишки балуют, но нет-нет, да скосятся на проезжих. Больно смело этот рыжий парень, что лошадью правит, по сторонам зыркает. Здесь так никто из прохожих себя не ведёт. А те, что сзади сидят — ну вылитые вурды, про каких ещё дед сказывал — те и вовсе скалятся, словно их смех распирает. Таким надо сразу в репу отмечать, чтоб, значит, не лыбились попусту.
Ближе к середине села мужики появились. Незаметно обошли повозку со всех сторон, дорогу лошади заступили. Но Рыжий и сам уже её остановил, с возка лихо спрыгнул
— Здорово, мужики, — сказал он. — Дело у меня к вам.
Про дело он нарочно сразу сказал, чтобы не думали удальцы, будто проезжих каких прижали. Удальцы ничего такого и не подумали. Выпустили вперёд своего старшего, заводилу — немолодого уже, но крепкого человека, сплошь в старых порезах и с переломанным носом.
— А этих мохнатых, зачем привёз? — строго спросил тот, забыв поздороваться. — Это же вурды, или я ошибаюсь?
— Нет, любезный, не ошибаешься, — улыбнулся Быстроног, обнажая клыки. — Вурды и есть.
— Но-но! Ты не скалься! — остерёг старший. — Не то косточки грызть нечем станет, как грызло-то подправим.
Быстроног рот до ушей растянул. Тут, как говорится, нашла коса на камень.
— Тебе я гляжу, уже подправили… — сказал вурд.
Мужики осерчали, за вожака обиделись. Колыхнулись вперёд, плечами играя. Тут не город, безобразничать никому не дозволено. Очень неприятно поворачивался разговор. Дабы избежать совершенно излишней сшибки, необходимо было срочно что-то придумать. Вурды на попятную не пойдут, страх им от природы не ведом, так и будут, уроды волосатые, скалиться, даже лёжа с проломленной черепушкой. Селяне тоже непохоже, чтобы к миру склонялись. Только намёка ничтожного от старшего ждут, а там в один миг наглецов растерзают. В таком случае, — решил Рыжий. — Клин клином вышибают.
— Постойте мужики, — взмолился он. — Я же говорю дело есть… Вы дань городу давно ли платили?
Мужики опешили. Такой вопрос с оскорблением граничил. Чтобы вольным людям, да про дань? Небывалое дело. Все повернулись к Рыжему. Про вурдов, само собой, не забыли, но на второе оставили. Вопросы со всех сторон посыпались.
— А ты что, даньщик что ли? — спросил один из селян. — А так, по виду не скажешь.
— Так может, не в то село ты заехал? — предположил другой. — Может, дорогой ошибся?
— Может, тебя в Свищево князь послал? — догадался кто-то. — Свищевские, известное дело, разбойники все как один. Их в самый раз потрясти будет. Ты, верно, у Напрасного Камня не туда свернул, прозевал поворот-от…
Рыжий, хоть и подмывало его, решил не открывать мужикам, что пришлось ему как-то и в даньщиках походить. Ответил по-другому:
— Нет, уважаемые, князь меня послал, но не в Свищево. К вам с Соколом снарядили.
— С чародеем? — удивились селяне. — Ему-то мы и вовсе ничего не должны…
Всё же Рыжий добился своего. Удалось ему в нужное русло разговор повернуть. Теперь малость дожать осталось.
— Про дань, это я так, к слову, — махнул он рукой. — А дело вот какое… Про серую орду слышали?
Мужики про орду не слышали. Про беспокойство горожан слухи доходили, да из Сосновки народ утекал, то уже сами видели. Но каких-то особых примет или знаков большой беды, не углядели.
— Давай, парень, рассказывай, — позволил вожак.
Уже без опаски, Рыжий рассказал людям про звериное воинство, что готовится вторгнуться в пределы Мещеры. Что князь-де принял меры, но без их, мужицкой, поддержки не обойтись и дружине. Что не к одним которовцам он, Рыжий, за помощью послан, но на них, на которовцев, основная надежда.
С последним утверждением мужики согласились. Да и в остальном их убеждать не пришлось. Стали обсуждать новое дело с большой охотой — давно кулаки чесались в ожидании славной сшибки, да противника не находилось достойного. А тут эвон с какой напастью предстоит переведаться. Отчаянные парни, эти которовцы — ни бога, ни чёрта не боятся.
Заводилу со сломанным носом, как выяснилось, звали Бушуем. В большом почёте он у мужиков был. Если его убедить в чём, считай, всё село поддержит. Замирился Бушуй с вурдами. С Рыжим отдельно переговорил, подробности выясняя. После этого сходку созвали.
На сходе долго не говорили. Выступил Бушуй, предложил поучаствовать в деле. Его поддержал кудрявый парень, по прозвищу Мерлушка, что верховодил у молодёжи. Остальные не спорили. Порешили к завтрашнему дню подготовиться, достать из схронов оружие, семьи пристроить, да погулять, как полагается перед серьёзной битвой. Ну а когда время придёт, Рыжий за ними заедет, или весть пришлёт, что пора, мол.
Долго ещё после сходки народ вурдов не отпускал. В диковинку людям были союзные вурды. Долго расспрашивали про бедовое их племя. Потом спорили о вопросах кулачного боя, да хвастались умением ножами вертеть. Тут уж вурды показали, на что способны. В зависть вогнали которовцев учёностью своей.
Расставались тепло.
— В Туме, знаю, бойцы неплохие есть, — советовал, прощаясь, Бушуй. — Но мало их, да и не близко до Тумы. А здесь в округе ополчение аховое. Что соберёшь наспех, всё в первом же бою и растеряешь. Только вдов наплодишь.
Так что, Роман, особо не обольщайся. Лучше закругляй дела, да сюда приходи. Ещё обтереть надо, как ловчее со стаей управиться.
Поблагодарив вожака за совет, Рыжий позвал вурдов и они отправились дальше.
Жмень встретил пленника с нескрываемым облегчением. Видно крепко досталось ему от начальников за то, что княжича упустил. Пахомий молча бросил монаху повод, передав коня вместе с добычей, а сам в траву рухнул. Подгрёб под голову всякий мусор и уснул.
Жмень тихонько отвёл коня в сторону, и только тогда снял Варунка с седла.
— Ну, что, щенок, — злорадно сказал он. — Трижды сбежал, трижды и попался. Бог Троицу любит, а значит конец твоему везению. Да и вообще конец.
Варунок промолчал.
— Ну пошли… — Жмень схватил его за руку.
