– Мы недавно узнали от наших друзей-драконов, что эти недоноски проникли на нашу территорию, – ответил Дарк. – Был сразу послан отряд. Поэтому вам удалось встретиться с нами.
– Так вы поддерживаете отношения с драконами? – удивилась Дара.
– Мы всегда жили с ними в мире.
– А с людьми? – не унималась Дара.
– С людьми Приморского княжества, мы поддерживаем торговые отношения, – Дарк посмотрел на Дару, – но с твоими соплеменниками из Шакти нет.
– Почему?
– У вас слишком лживые купцы, – теперь ответил Ксерк, – и после того, как они не выполнили своих обещаний, старейшины решили не иметь никаких отношений с шактийцами.
– А с кочевниками? – поинтересовался Алекс.
– С ними мы иногда торгуем, но очень редко. В последнее время у них появился некий предводитель, немногим отличающийся от орков, и наши добрососедские отношения нарушились.
– Неужели раньше они могли быть лучше? – недоверчиво заметил Алекс. – Мне кажется, что с этими дикарями невозможно поддерживать какие-либо отношения. У нас, во всяком случае, ничего не получилось.
– У нас были хорошие отношения, – подтвердил Ксерк. – Я сам в юности путешествовал по их землям. Вообще, в последнее время с севера наступает что-то дурное. Вы, северные люди, сильно изменились, и не в лучшую сторону.
– Давайте лучше ужинать, – дипломатично погасил начавшийся спор Дарк. – Уха готова.
Из котла действительно уже давно шел умопомрачительный запах. Этим вечером мы спустились к подземному озеру, раскинувшемуся в огромной пещере. Кобольды, покопавшись в своих бездонных походных мешках, извлекли сеть и быстро наловили необычной на вид безглазой рыбы. На вкус же она оказалась превосходна, уха приятно разнообразила наш опостылевший за это время рацион. Вся компания придвинулась поближе к котлу. Только Морис лег в стороне и то ли заснул, то ли делал вид, что спит. У него почему-то отношения с кобольдами не заладились. Он, видимо, затаил на них обиду за первое неудачное знакомство, кобольды же с опаской и неприязнью, как я заметил, относились к летучим мышам, что, согласитесь, несколько странно для подземных жителей. В чем тут было дело, я постеснялся спросить, а наши провожатые не делились своими мыслями по этому поводу.
Вообще, лучше всего отношения с кобольдами сложились у Дары. Они ей рассказывали о пещерах, по которым мы проходили, и даже молчаливый Ксерк снисходил до достаточно подробных разъяснений, когда к нему обращалась Дара. Видимо, у нашей попутчицы был дар располагать к себе разумных существ. Не зря же ее нарекли Дарой. Зачастую имена определяют поведение людей на всю жизнь. И неизвестно, дается ли имя родителями детям по наитию, откуда-то сверху, или, наоборот, присвоенное имя устанавливает стиль поведения. Тогда получается, что существует какая-то магия слова в отношении имен, разработанная нашими предками в незапамятные времена.
Мои раздумья прервала подошедшая Дара.
– Ничего не получается, – виновато произнесла она.
В первый же наш мирный вечер она попыталась связаться с Лагранжем, но ничего не вышло. Чудом уцелевший в схватке талисман был безмолвен. Заинтересовавшийся ее действиями Ксерк внимательно осмотрел магический шар и лаконично пояснил:
– Ничего не выйдет. У нас в горах не действует магия людей,
– А ваша магия действует? – поинтересовался я.
– Мы воины, а не маги, – ответил Ксерк и отошел.
– У нас есть амулеты. – Дарк достал из-за пазухи небольшой бесцветный столбчатый кристалл.
– Можно мне посмотреть? – протянул руку Алекс. – Как-никак я когда-то считался специалистом по камням.
– Пожалуйста, – протянул ему кристалл Дарк.
– Похож на турмалин, но цвет необычный. У нас мне чаще попадались черного цвета.
– Наш талисман тоже может почернеть, но только если случится что-то ужасное у нас дома, – пояснил действие амулета Дарк. – Если же я буду срочно нужен, то талисман станет серого цвета. У наших магов и старейшин есть могучие амулеты, с помощью которых можно разговаривать на расстоянии или творить волшебство, но нам такие талисманы не полагаются.
Артем
Все хорошее, как и плохое, имеет обыкновение рано или поздно кончаться. Причем хорошее заканчивается гораздо быстрее, чем плохое, и бывает намного реже, чем последнее. Взять хотя бы наше путешествие… Тут вообще не стоило говорить о чередовании пусть даже различной протяженности приятного и не очень. Наоборот, идет сплошной крен в пакости. Ни одного дня не прошло спокойно. Может, за исключением нашего короткого марш-броска, через Красные горы. Но и он проходил в постоянном ожидании появления драконов, а уж закончился так, что и не стоило лишний раз вспоминать. У меня до сих пор временами гудит в голове и все плывет перед глазами. Знатно угостили дубиной, как еще череп выдержал. Никогда не предполагал за ним такой крепости. Видно, прав был один наш генерал, ударившийся в политику, когда говорил, что голова – это кость.
* * *
Меня опять преследовал тот же сон. Вернее, не совсем тот.
Мы стоим на какой-то проселочной дороге. Вот-вот из-за поворота вывернется погоня. Кто они и за что нас преследуют – неизвестно. Вдруг на холме, метрах в двухстах от дороги, я вижу вспыхнувший знакомый сапфировый факел, у основания которого замерла в ожидании хрупкая фигурка. Я абсолютно уверен, хотя и не вижу лица, что эта она, знакомая незнакомка, которая приснилась в одну из первых моих ночей в этом мире. Я делаю шаг в ее сторону, и тут из-за поворота с гиканьем вылетают на лошадях наши преследователи. Мы бросаемся навстречу, и я просыпаюсь.
* * *
А тут еще одна неприятность на мою бедную многострадальную голову. Оказалось, что у меня достаточно сильно выраженная клаустрофобия. Может, это тоже было следствием удара, а может, раньше мне не приходилось над этим задумываться. Спелеологией я никогда не интересовался, и весь мой подземный опыт основывался на пользовании метро и подземными переходами. А тут, после того как я более или менее пришел в себя, постоянно чувствовалась многотонная масса камня, нависающая над головой. Мысль о неожиданном обвале вызывала учащенное сердцебиение, и сразу же переставало хватать воздуха в груди. Только усилием воли удавалось сдерживать внутри себя эту паническую струну, не давая ей захватить контроль над сознанием. Находясь постоянно в напряжении, я начал замечать за собой и другие странности. Вокруг моих спутников в подземной полутьме виделся какой-то странный ореол, причем у каждого превалировала определенная комбинация цветов. Я никому ничего не сказал о моём прорезавшемся странном цветовидении. В конце концов, отбросив мысли о помешательстве после контузии, я остановился на том, что обрел способность видеть ауру человека. На это меня навело следующее наблюдение: если между моими друзьями вспыхивал спор, в котором никто не хотел идти друг другу навстречу, то ореолы начинали отсвечивать темно-багровым светом, который все дольше преобладал над остальными цветами по мере углубления противоречий. Вот так, посмеиваясь над рассуждениями сослуживцев о телепатии, знахарстве, «связи с космосом» в той, обыденной и привычной, жизни, я получил весомое опровержение моему неверию в невербальные способности человека. Тут недолго поверить во все живописания чудодейственного, что в таком обилии появились в многочисленных газетных статьях и гигантской волной захлестнули книжные развалы. Вот так, наверное, люди и приходят к вере в Бога или в дьявола. Все зависит от того, что подбрасывается человеку для размышлений в кризисный момент.
Как я уже говорил, всему плохому тоже когда-то приходит конец. Наступил он и нашему подземному путешествию. Кобольды вывели нас в прекрасную, утонувшую в буйстве трав горную долину. Мы остановились как вкопанные, вдыхая пьянящий, напоенный ароматами свежий воздух. Вышли мы гораздо ниже по высоте, чем начали наше невольное путешествие под землей. Это было видно и по разнообразной растительности, и по темно-синему небосводу, разительно отличавшемуся от выцветшего, бледно-голубого купола высокогорья.
– Все, друзья, – оторвал нас от созерцания горных красот голос Ксерка. – Дальше мы не пойдем.
