Его тролль подобен частице ночи, которую кто-то вырезал из ландшафта и принес в дом. Это частица грозовой тьмы, черный ангел, дух природы.
Можно ли приручить тьму?
Может быть можно, если она совсем, совсем молода, достаточно беспомощна, достаточно слаба.
Маленький щеночек ночи.
АНГЕЛ
— Мне смутно вспоминается одна теория, — рассуждает Паук. Пар из кофейной чашки плывет по кухне, он задумчиво откусывает приготовленный мной бутерброд с паштетом, а у меня ноги дрожат под столом: сделай что-нибудь, сделай что-нибудь, сделай что-нибудь, дорогой Паукайнен. — Говорят, что это простой защитный механизм. Что-то вроде «обмирания» опоссумов. Под влиянием сильного испуга тролль не пытается убежать, а приходит в кататоническое состояние, в котором температура тела понижается и все жизненные функции замедляются. Он становится как будто замороженным. Это весьма распространенный способ самосохранения отдельных видов. Если кругом — глухая ночная тьма, его, полностью обездвиженного, действительно трудно заметить. Понизившаяся температура тела, вероятно, мешает обнаружить его по запаху или…
Я ставлю свою чашку с кофе на стол, потом снова берусь за нее, но не могу сделать ни одного глотка. Песси, согнувшись, сидит в углу прихожей, словно украденная из парка черная скульптура, блестящее произведение большого мастера, спрятанное среди курток и пропахших потом вещей.
— Он придет в себя?
— Какого дьявола я могу это знать? То, что я рассказал — только гипотеза, основанная на каких-то случайных наблюдениях и слухах. Этих животных никто всерьез не обследовал. И все-таки одну вещь это, может быть, объясняет.
— В сказках тролли при дневном свете превращаются в камни.
Спайдер смотрит на меня с удивлением, потом на его лице появляется самодовольная ухмылка.
— Очень хорошо. Сделаем вид, что понимаем, как возникла легенда… Так вот что я имел ввиду. Представь себе лес, девственную чащу, где бегает тролль. Он чувствует себя в опасности, на него охотятся, для него ведь не существует разницы — хотят ли его исследовать или убить, он только слышит, как вверху тарахтит мотор небольшого самолета или геликоптера — враг наступает с воздуха. И когда количество адреналина превышает определенную цифру — хопс — он замирает, становится неподвижным, как ветка дерева, прохладным, как ночь.
— Да, но что потом? — я бросаю взгляд в прихожую.
Песси слился с тенями. Чтобы различить его очертания, надо внимательно вглядываться, отыскивая его среди вещей, висящих на вешалке.
— Недаром же на них так трудно охотиться, недаром о них нет никаких точных данных, одни предположения. Даже термографы не дают никаких результатов, и никакие другие приборы — тоже. Подумай об этом.
ДОКТОР СПАЙДЕРМЕН
В прихожей упала куртка. Это шевельнулся тролль. Ангел поднимает взгляд от стола, в красных, налитых кровью глазах загорается надежда.
— Мне лучше уйти, чтобы он опять не разнервничался, — говорю я, снимаю пиджак со спинки стула, надеваю его и как можно более спокойно выхожу в прихожую, избегая лишних движений. Я действую в точности как в тех случаях, когда на прием приводят большую злую собаку.
— Я должен тебя предупредить, — говорю я низким голосом, потому что слышу, как в прихожей выходящий из оцепенения зверь тихонько, но быстро скребет когтем по паркету.
— Я с ним справлюсь, он очень умный и совсем ручной, — шепчет Ангел, но я прерываю его, делая усталый жест рукой.
— Не сомневаюсь. Но дело в том, что все это совершенно незаконно. Знаешь ли ты, что, согласно финско му законодательству, ты нарушил запрет на охоту?
— Запрет на охоту?
— Случай редкий, но прецеденты были. В прошлом году в окрестностях Кухмо два мужика крюком вытащили медведя прямо из берлоги и держали его в клетке размером в два квадратных метра. Они использовали его для натаскивания охотничьих собак.
Я вижу, как лицо Ангела заливается краской.
— Но ведь у меня ничего подобного не происходит.
— Хорошо, если ты заставишь молчать своего приятеля, получившего по морде. Но если кто-нибудь узнает, что я был как-то связан с этим делом, меня вышибут с работы.
Ангел кивает, почти не глядя на меня, его глаза и уши так намертво прикованы к просыпающемуся троллю, что я испытываю раздражение, нет, настоящую ревность. И тут я вспоминаю:
— И вообще, ты должен знать, — говорю я, и мой тон заставляет Ангела прийти в себя, так холоден и резок мой голос. — Я не могу представить тебе научных доказательств, но мне кажется, что в твоей квартире полно феромонов.
— Феромонов?
— Это особые пахучие молекулы, выделяемые животными для оповещения об опасности, состоянии здоровья или об их функции в стае. Специфический запах оказывает манипулирующее, контролирующее и эротическое воздействие на других членов стаи. Твой тролль выделяет какие-то очень сильные феромоны.
Я тру глаза. Я так устал, так чертовски устал.
— На этих феромонах можно было бы нажить целое состояние, колоссальное состояние, но, к счастью, никто этого не понимает, даже ты.
Ангел смотрит на меня. Мои слова не проникают в его сознание. В его взгляде чувствуется угроза, я вижу перед собой десятилетнего мальчика, который восстает против воли взрослого — подбородок выставлен вперед, губы сжаты, уши глухи к любым аргументам.
У меня начинает работать воображение: я представляю себе целые ряды загонов для троллей где- нибудь в Эстерботнии, я вижу, как эти черные, гибкие, стремительно передвигающиеся по лесу существа теснятся в загородке для кур, изобретаю самые неприятные для них способы, с помощью которых из их желез можно извлечь все феромоны, вызывающие гомосексуальное влечение, закрываю за собой дверь и вдыхаю слабые запахи сырого лестничного камня и выдохшегося кофе.
АНГЕЛ
Когда я просыпаюсь, первая моя мысль: Песси! Слышу пыхтение и поскрипывание, поворачиваю голову: Песси сидит рядом. Впрочем, «сидит» — неточное слово. Он завязался узлом в позе современного танца, конечности вызывающе раскинуты в разные стороны. Он лижет одну из лап, подрагивая от удовольствия, и выглядит как бодрое, безмятежное существо; кажется, что вокруг него носятся в воздухе едва различимые отзвуки самозабвенно-удовлетворенного мурлыканья.
Песси протискивает свой маленький красный язычок между пальцев, переплетая красное и черное, совершая размеренные движения взад-вперед. Я почти рывком привлекаю его к груди, нарушая все данные самому себе обещания, глубоко, астматически хватаю воздух и тут же, отпустив Песси, выскакиваю из постели; руки и ноги у меня дрожат, когда я набираю номер Экке и, услышав его сонный голос, спрашиваю, можно ли мне прямо сейчас придти к нему.
В первое мгновение я не верю тому, что вижу в прихожей.
Можно подумать, что это кошмарное продолжение изощренного эротического сна.
На высоте метра от пола на белой, оклеенной тканью стене… рисунок.
Четкие линии, в которых при желании можно увидеть контур какой-то фигуры, — и снова в мозгу у меня тихо-тихо звенит звоночек.
Финские древности.
Наскальные рисунки.
Вчера, взволнованный и усталый, я забыл сделать уборку.
