– Разумеется, надо было призвать, – тихо промолвил Алексей. – Ведь враг напал на отчизну!
Последняя фреска. Лес, сугробы. Витязи сражаются с неведомыми зверями. Фигуры были прорисованы настолько нечетко, а время так безжалостно отнеслось к краскам, что очертаний зверей почти не разобрать. Витязи размахивают мечами, лезвия которых испещрены черными точками. «Капельками крови? – подумал Алексей и сразу отмел эту версию. – Нет, это не кровь. Что-то другое».
Больше фресок не было. Окончание истории, очевидно, располагалось на своде, место которого сейчас занимало огромное серое небо, слегка подернутое туманной дымкой. Калинин огорченно вздохнул и тщательно начал копировать сохранившиеся изображения. Время летело незаметно. Он пропустил обед, но голода не чувствовал. Работа всецело захватила. Закончив, он выбрался из церкви. Солдаты покидали избы и строились. До Алексея доносились задорные голоса. Он посмотрел на часы. Час дня! Нужно спешить. Калинин оглядел церковь на прощание. Взгляд остановился на обрушенном куполе, что был наполовину засыпан снегом. И он тут же позабыл, что ему нужно спешить, что в деревне готовы к маршу и ждут его команды сорок три красноармейца. Проваливаясь в пушистые сугробы, Калинин пробрался к шпилю купола. Остановившись возле знака, увенчивающего шпиль, он начал разгребать снег.
– А вот и командир! – послышался голос Николая Приходько. – Меня политрук прислал. Велел передать, что пора выступать.
Алексей кивнул, продолжая очищать знак.
– Сейчас-сейчас! – бросил он, не прекращая работы.
Приходько приблизился к лейтенанту и с интересом взглянул на купол.
– Это ж церква!
– Ее шпиль, – поправил Калинин.
– Что же тут копать? Тут, значит, кресту положено находиться!
Калинин не ответил. Приходько наклонился, чтобы помочь. Они расчистили шпиль от снега. Алексей стянул перчатку и стряхнул со знака остатки. Подхваченный ветром снег закружил, подобно пыли, попал на лицо и за воротник.
– Господи! – воскликнул Приходько и отпрянул. – Свят-свят, глазам не верю!
Церковный шпиль венчал крест. Но не обычный православный, а с концами, загнутыми под прямым углом.
Свастика.
Почти такая же или очень похожая на нацистскую.
– Неужто эти старушенции молятся на фашистов? – спросил Приходько.
– Свастика – древнеславянский символ Солнца. Это знак счастья.
– Почему же фашисты взяли славянский символ?
– Он пришел на Русь из Индии, а туда попал от арийцев – древней цивилизации, предположительно существовавшей в Гималаях. Гитлер боготворит древних арийцев. Поэтому он позаимствовал у них этот знак для Германской империи. – Алексей поднялся с колен и, нахмурившись, посмотрел на свастику сверху вниз. – Гитлер осквернил этот знак.
– Чертовщина какая-то, – произнес Приходько. Алексей впервые видел его растерянным. – Получается, что у нас с фашистами одна вера?
– Общие корни, – поправил Калинин и тщательно зарисовал в тетрадь знак на шпиле обрушенного купола.
Вместе с Приходько Алексей вернулся в роту. Красноармейцы заняли всю улицу деревушки. Бойцы балагурили, шутили, попыхивали самокрутками.
– Дайте им команду на построение, – сказал подошедший политрук.
Калинин кивнул и обратился к солдатам:
– Ребята, давайте строиться!
Его никто не услышал. Бойцы продолжали разговаривать и даже не повернули головы на крик молодого лейтенанта. Алексей вдруг ясно почувствовал свою беспомощность. Смущенный, он стал теребить матерчатый ремень гранатной сумки, перекинутый через плечо.
– А ну-ка стройся!! – неожиданно рявкнул политрук. – Совсем оглохли? Не слышите, что к вам командир роты обращается?!
Красноармейцы с явным недовольством стали собираться в колонну. Появившийся откуда-то старшина подошел к двум бойцам в белых маскировочных халатах и что-то сказал им. Подхватив оружие, бойцы трусцой побежали вперед. Калинин догадался, что Семен Владимирович послал вперед разведку.
Проводив разведчиков, старшина повернулся к роте. Он бросил быстрый, но строгий взгляд на колонну. И скомандовал:
– Шаго-ом арш!
Колонна красноармейцев двинулась вперед, в заснеженные Полыновские луга.
Глава 4
Около половины второго дня рота вышла на проторенную дорогу. Старшина остановил солдат и подозвал командира первого взвода Ермолаева. Вместе они склонились над следами.
– А почему Ермолаев? – спросил Алексей политрука, привставая на цыпочки и пытаясь разглядеть, что делают старшина и командир первого взвода.
– Ермолаев коренной сибиряк, – ответил Зайнулов. – Охотник. Тридцать пять лет в тайге. Любой след прочесть может.
