– Мы врежемся в воду, – осторожно предположила я.
– Брось!
– Возьмите руль на себя!
– Ты кого учишь? Ты меня учишь летать?
– Возьмите руль на себя! – оглушительно закричала я и схватилась за штурвал. В этот момент пелена вдруг расступилась, и нашему взору открылась заполнившая все окно каменная стена.
Мы с Немцем дружно заорали, наши руки рванули штурвал на себя. Самолет взревел, задирая нос, опять распахнулась дверца с моей стороны. Струи дождя хлестали по мне, но я ничего не замечала, вперившись в бесконечный каменный массив.
Стена без конца и края. Она надвигалась неотвратимо, словно безжалостная судьба. Нам удалось поднять нос машины градусов на шестьдесят, и мы увидели верх стены, заканчивавшийся острыми крепостными зубцами.
Господи! Как далеко до верха!
Нашего «сокола» со стрекозиными крыльями стремительно несло на каменную баррикаду. Гораздо быстрее, чем мы могли перескочить через нее.
В последний момент то ли ветер подхватил нас, то ли помогло тупое упорство, с которым мы тянули штурвал. Самолет пролетел в считанных метрах от зубцов древней крепости, нырнул вниз, и нам открылся порт Ираклиона. Геометрически правильная полукруглая бухта с узким «горлышком» с одной стороны защищалась той самой крепостью, в стену которой мы едва не врезались в назидание молодым пилотам.
В бухте прятались парусные яхты. За ними из тумана выступали стрелы портовых кранов и обтекаемые формы круизного лайнера.
– Что это было? – спросила я, отдирая пальцы от штурвала.
– Крепость Кули… Как я лихо перескочил через нее! – Греческая ипостась Валерия Чкалова посмотрела на меня и ухмыльнулась, сверкнув гнилыми зубами.
Я едва не залепила ему биноклем – благо вовремя опомнилась. Бинокль тяжелый – разобью еще ему голову! Нет, мне не жалко ни пилота, ни бинокля. Просто предстоит еще приземляться.
Немец взял микрофон радиостанции и произнес:
– Диспетчер! Говорит борт 95–64 «Геликус»… Приземлиться хочу…
– Парень, ты чего в небе делаешь? – раздалось из динамика по-гречески. – Мы тут уже минут десять гадаем – самолет на радаре или помехи? Аэропорты закрыты, полеты отменены. Тайфун еще часа три будет бушевать над Средиземноморьем!
– Тайфун – это отговорка для слабых духом! – откликнулся мой герой. – Для меня тайфун – проверка!
Я с благоговением посмотрела на него. Чем бы ему дать по голове, кроме бинокля?
– Есть еще одна проверка для тебя, – донеслось с земли. – У нас стоит плотный туман. Трудно сказать, видно ли огни посадочной полосы. Мы будем корректировать вашу посадку.
Так и есть. Туман опять заволок все вокруг. Немец без страха направил самолет в самую его гущу.
– Внимание! – раздалось из динамика. – Вы подлетаете к аэропорту! Снижайтесь!
– Видела? – хвастливо спросил Немец. – Ты небось и предположить не могла, что доберешься до Крита всего за час?
Он мечтательно возвел глаза к потолку.
– Поганое местечко – этот Крит, но красивое! Какие пляжи, горы… Между прочим, когда садишься на аэродром Аликарназиса, кажется, будто садишься на воду – настолько близко море. Вот увидишь…
– Я ничего не увижу, – сквозь зубы процедила я. – Вы забыли про туман на посадочной полосе?
– Ну, это ерунда…
Его слова оборвал страшный удар, напугавший меня до смерти. Следом раздался ужасающий треск – словно Железный Дровосек с корнем выдрал из земли Железное дерево. На одном из приборчиков панели вместо цифр загорелись звездочки.
– Что… что это было? – пролепетала я.
– Есть две новости… – начал он, даже не пытаясь взглянуть в мою сторону.
– Сначала хорошую! – опередила я.
– Хороших нет… – Он все же повернулся, поймал мой уничтожающий взгляд и сник еще больше. – Мы лишились одного из шасси, а аэродром – передающей антенны.
Я истерично хохотнула.
– Хотите сказать, что одним выстрелом убили двух зайцев?
Немец не ответил. Из тумана неожиданно вынырнула светящаяся цепочка посадочных огней.
– В принципе, садиться на шасси или на днище – особой разницы нет.
Конечно! Так я ему и поверила!
Посадочная полоса неумолимо приближалась. Я закрыла глаза и сжалась в кресле. Сейчас начнется…
