человечество в рабство. Хотя последнее время мне начинает казаться, что они пришли, чтобы покарать нас за совершенные грехи.
– Вот как! За что именно?
– За тщеславную гордость. За желание получить больше, чем требуется для счастья.
– Ты тоже чувствуешь вину? Она гложет тебя?
– Слушайте, вы пришли сюда заполнять историю болезни или копаться в моей душе?
Я сумел сконцентрировать взгляд на враче.
– Вообще-то я пришла, чтобы немного тебя помучить, землячок.
Я посмотрел на нее пьяным взглядом. Ангелина Васильевна, не мигая, глядела в ответ. На устах гуляла мстительная улыбка.
Я подумал, что ослышался.
– Вы назвали меня «землячок»?
– Разве?
– Назвали.
– Почему я не могу тебя так назвать? Мы уроженцы одной области. Мы земляки.
– Кажется… раньше вы называли меня «дружочек».
– Я могу называть тебя как хочу, и могу с тобой делать что хочу. Ты полностью в моей власти.
– Вам доставляет удовольствие пугать меня моими же фобиями?
Она поднялась со стула. Прошлась по комнате.
– А тебя это мучает?
– Вообще, да.
– Ты хочешь, чтобы это прекратилось?
– Хочу.
– Это не прекратится. Я лично позабочусь о том, чтобы твои мучения продолжались вечно.
У меня закружилась голова. Я закрыл глаза. Потом открыл их.
Когда она повернулась, я обнаружил, что глаза Ангелины Васильевны светятся зловещим нечеловеческим блеском. Я мог бы списать это на дурманящие свойства лекарств. Но следующие слова, произнесенные ею жестким холодным тоном, было невозможно списать ни на что.
– Ты проиграл полностью и окончательно, земляк. – Врач, стоявшая напротив моей койки, говорила холодно и бесстрастно: – Пирамидка у нас, и в ближайшее время Земля перейдет под наш полный контроль. Миллиарды людей, мягких, податливых тел, погрузятся на транспортные суда и отправятся в Пустоту. Ничто во Вселенной не в состоянии остановить этот процесс. Тем более ты, жалкий пьяница, возомнивший, что можешь сразиться с самим Зельдероном!
– Я лежу в психиатрической клинике-э, – пропел я в потолок. – У меня снова начались галлюцинации!
– Ты в моем чреве.
Голос прозвучал не в ушах, а где-то в центре головы. Он по-прежнему принадлежал Ангелине Васильевне, но стал низким, басистым, рычащим.
– Я буду мучить тебя до тех пор, пока твое сознание не растворится в ужасе, – продолжал этот новый голос. – Ты доставил нам кучу неприятностей, земляк. Но с твоими вольностями покончено. Как и с остальным человечеством.
– Я не верю.
– Поверь.
– Я НЕ ВЕРЮ!
Глаза Ангелины Васильевны сверкнули насмешкой.
– Только на десяток секунд, – сказала она прежним голосом. – Потом ты снова окажешься здесь, не помня увиденного.
Ее фигура, объемная и реальная, вдруг растворилась в пространстве палаты. Стены помещения смазались, и вместо них я обнаружил себя внутри темной шевелящейся трубы.
Упругие стенки трубы обжимали мои плечи и бедра. Ступни оказались где-то под ягодицами, – видимо, в такой неудобной позе меня и затащило в пасть. По дну текла белая слизь, от которой разило вонью. Вот откуда смирительные ремни и вонь в палате для умалишенных!
Я внутри змия!
Он проглотил меня, но я не умер. Пока не умер, желудочные соки не успели переварить плоть. Могучий телепат Зельдерон терзал сознание своей жертвы, даже когда та попала в его желудок. Он пообещал мне вечные муки и добросовестно исполняет свое обещание. Пытает, глумится, унижает, пугает, заставляет чувствовать себя полным ничтожеством. У меня есть несколько секунд, чтобы осознать это, а потом я снова кану в ад психиатрической клиники.
Из глубины темного тоннеля мне навстречу карабкалось существо, перебирая голыми лапками по мягким стенкам. Симбионт, арендующий жилье во внутренностях космического червяка в обмен на услуги вроде чистки кишок. Между плеч симбионта темнело отверстие, из стенок которого торчали зубы. Подобравшись к моей голове, маленькие младенческие пальчики тронули щеку. Они были скользкими и холодными. Я почувствовал отвращение.
Зубы симбионта раскрылись. Он собирался полакомиться моей щекой…
Левый ботинок был придавлен к ягодице. Пальцами руки, плотно прижатой к туловищу, я мог добраться до задника. Ведь именно там находилось то, о чем никто не знал.
То, что в этот раз я не оставил дома.
Осклизлая живая труба вздрогнула и затряслась, когда лезвие светящегося ножа продырявило насквозь нежную пищеварительную стенку. Всадив нож по самую рукоять, я потащил его на себя, преодолевая сопротивление тканей и наружных мышц. Затрещало, словно рвался брезент. Лицо оросили горячие брызги. Кольцеобразные мышцы трубы конвульсивно задрожали, задергались. Снаружи послышался надрывный рев. Зельдерон заметался по полу, меня стало швырять вместе с ним, но я ни на секунду не прекращал своей хирургической процедуры. Хотела насладиться моими страхами? Наслаждайся, с…ка, вот этим!
Левая рука высвободилась до локтя, и дело пошло быстрее. Прямой разрез, оставляемый лезвием в стенке пищевода, сразу раскрывался, впуская внутрь блеклый свет. Кольцеобразные мышцы теперь не вздрагивали, а безвольно опали. Тугие хомуты, державшие меня в объятиях, превратились в растянутую резину. Это позволило вскинуть руку с ножом, чтобы отогнать симбионта, не оставлявшего надежды устроить сегодня ужин из моей щеки.
Гадский червяк и могущественный телепат понятия не имел о светящемся ноже, запрятанном у меня в ботинке, за что и поплатился. Устраивать представления в чужом сознании Зельдерон, конечно, мастак. И людей порабощать тоже. А вот разбираться в них он так и не научился. Тварь думала, что я не представляю угрозы, и целиком отдалась моим пыткам. Однако некоторые люди, вроде капитана Стремнина, не сдаются, даже угодив противнику в желудочно-кишечный тракт.
Симбионта я разрубил пополам так же, как пришелец «Семен» расправился с Кляксой. После этого, помогая себе правой рукой, я увеличил отверстие, чтобы сквозь него можно было выбраться из мясистых недр. Все это время Зельдерон билась животом об пол, как будто это могло помочь разрезу зарубцеваться.
Когда я вывалился наружу, свобода встретила меня лужами крови и желчи, растекшихся по каменным плитам. Я проворно поднялся на ноги и отскочил подальше, чтобы пляшущее в
