Довольно странно с их стороны. А может, он хороший человек.
Вроде моего Алексея…
– Знаешь что? – шепнула я. – Я согласна.
Он подозрительно покосился на меня.
– На что согласна?
– Если предложение еще в силе, то я согласна выйти за тебя замуж. На юбилее я сделала глупость, что отказалась. Лешка, прости меня! Ведь ты был прав. Я все время думаю о тебе. И мне хочется, чтобы ты всегда был рядом… Ты ведь не передумал, а?
Алексей устало посмотрел на меня:
– Не для того я отправился за тобой на край света.
Я прижалась к нему. Он меня обнял.
– Ой!
– Что? – спросил Овчинников.
– Крекеры опять… Ох-х!
Он положил мою голову себе на колени и стал поглаживать ее, перебирая волосы. От ладоней исходило мягкое тепло, мне сразу стало легче.
Песня закончилась. Пропиликали позывные «Европы плюс», и пошел блок новостей. Среди прочих я услышала две довольно занятные. Диктор говорил о том, что ни одна из террористических организаций до сих пор не взяла на себя ответственность за взрыв на небоскребе «Фаллс» в Гонконге. И еще сообщалось, что после неофициального визита по азиатским странам директор ЦРУ слег в больницу с внезапным инсультом. Не уверена насчет инсульта, но множественные переломы он будет лечить еще очень долго.
При въезде на МКАД водитель задышал с болезненным присвистом. Он поспешно выудил из кармана ингалятор, прыснул в рот, но облегчения ему это не принесло.
– Что с вами? – спросила я.
– А вам какое дело?
– Просто поинтересовалась.
– Алена, не доставай человека, – попросил Леха.
Я просунула голову между передних кресел и взглянула на водителя. Сквозь боковое окно светило солнце, мне пришлось сощуриться. И едва я сделала это, как взгляд провалился в человека. Он прошел сквозь рубашку, кожу, жировой слой, мышцы… Я увидела темно-красные органы, артерии, подходящие к ним, ветвистые капилляры и пепельные легкие. Именно на них, на правом мешке, сидела до боли знакомая черная отметина, похожая на отвратительную кляксу.
Она бледнела при выдохе и наливалась чернотой при вдохе. Сидела прочно, распустив корни во все стороны и поразив болезнью ткани.
– Эй, на что вы смотрите?! – возмутился водитель.
Не обращая на него внимания, я сощурилась еще больше. И клякса, питающаяся болью человека, превратилась в отчетливую букву.
– Врдди!!
Корни, за которые клякса держалась на тканях легкого, рассыпались. Клякса потеряла черноту, сделалась прозрачной и… растворилась.
Я сморгнула, рентген исчез.
– А сейчас как себя чувствуете? – спросила я.
Левая ладонь водителя лежала на груди, рот распахнут в безмолвном крике. Хорошо, что другая ладонь осталась на руле, а то бы въехали вон под тот КамАЗ.
– Господи, как больно!
– Вдохните еще раз.
Он сделал осторожный вдох, опасаясь знакомой режущей боли. Но боли не было. Водитель вдохнул полной грудью. Удивленно выдохнул.
– Еще ни один препарат не помогал мне от этой долбаной опухоли! Что вы сделали?
– Ничего.
Я вернулась в объятия Лешки.
– Ребята, кто вы такие? Откуда прилетели?
Я предпочла не отвечать. Зато Леха не удержал язык за зубами.
– Мы из Китая, – доверительно поведал он. – Шестнадцать лет на Тибете – это вам не шутки! Я-то обычный человек, а вот она – тибетский лама.
Когда мы вошли в бабушкину квартиру, я испытала сильное ощущение deja vu. Эту жизнерадостную атмосферу я уже переживала в сновидении, что явилось мне на склоне мировой горы.
Квартиру заливал яркий солнечный свет. Не снимая туфель, я вбежала в гостиную. На этот раз молодых женщин не было, как и бабушки. Дверь в спальню была открыта, и оттуда тоже изливался свет. Только идти в спальню не потребовалось, потому что мама стояла перед окном в гостиной. На ней длинное светлое
