– Да нет, – отмахнулся Максимка, пережевывая рыбью кожицу, – мне нравится путешествовать. Смотреть разные города, страны!
– И много ты путешествовал?
– Не-а. – Он заметно погрустнел. – Только по этой долине и путешествовал. А ты путешествовала?
– Я? О да.
– И много видела?
– Весь белый свет.
Он горестно вздохнул.
– Я бы тоже хотел… А что ты здесь ищешь?
– В идеале я хотела бы выбраться из долины. Но похоже, это невозможно.
Максимка авторитетно кивнул.
– А в мертвый лес зачем пошла?
– Искала в лесу изображение мандаты. Эта мандала очень нужна местному Шиве, человеку, у которого есть вертолет. Я надеялась найти ее первой, чтобы обменять ее на возможность выбраться из долины. Но Шива получил мандалу без меня, а дерево с ее изображением сжег. Что теперь делать, ума не приложу.
– А-а, – понимающе протянул Максимка, – я видел это дерево.
Я опустилась на колени перед рекой и стала пить из нее, зачерпывая воду ладонями. И в спину мне раздалось:
– Только мандала на том дереве неправильная.
Я заторможено повернулась к мальчугану.
– То есть как – неправильная?
– На ней нет центра.
– Какого центра?
– Треугольника.
Я застыла возле реки. Конец сари свалился с плеча на руку, я накинула его обратно.
– Ты уверен?
– Я тысячу раз ходил мимо этого дерева!
На той мандале нет центра?
Бесценное наблюдение. Выходит, мандала не является картой и никуда не указывает. Она не приведет к мировому древу.
Левиафан получил пустышку!
Я вернулась к костру и присела рядом с мальчонкой. Похоже, очень не зря я вытащила черноглазого беспризорника из полыхающего леса.
– А почему ты думаешь, что на ней должен быть треугольник?
– Потому что я видел здесь такую же, только с треугольником.
– Где ты это видел?
Мы долго шли вверх по течению реки. По обе стороны тянулись непроходимые чащобы, в которых кричали мартышки и иногда раздавался зычный рык. Заслышав его, я каждый раз подпрыгивала от испуга. А Максимка не обращал на рык ни малейшего внимания, словно уши забиты ватой. Железный пацан.
Часа через два мы вышли к тому месту, где над рекой поднимался утес. Максимка свернул в густой лес на едва различимую, возможно звериную, тропку. Пройдя по ней шагов двадцать, мы опять повернули, и я обнаружила под ногами скальные складки. Подъем длился около пяти минут, после чего деревья расступились, и мы оказались на вершине утеса.
Внизу шумела река, перекатывающаяся через порог. Я стояла на столь крохотном пятачке, что казалось, будто под пятами ничего и нет, а я сама парю в воздухе. Вокруг раскинулись буйные леса. По бокам высились горы в снежных колпаках.
– Туда смотри! – Максимка ткнул пальцем в пейзаж.
– Пальцем показывать неприлично, – заметила я. – Отучайся.
– А чем тогда показывать?
– Подбородком. Ладонью.
– Ерунда какая. Палец точно показывает. А подбородок? Им можно только орехи колоть.
Я не стала спрашивать, где он колол орехи подбородком, потому что место, на которое указал палец Максимки, было довольно необычным. Небольшая полянка посреди леса. Проплешина без травы. Если смотреть стоя на земле, то вряд ли разберешь, чем она примечательна. Будешь проходить через нее, даже не остановишься. А с высоты, на которой мы находились, было видно, что рельеф земли и оттенки почвы образуют огромный, с цирковую арену, символ.
Круг, вписанный в квадрат.
