Тут Гаффи повернулся к товарищам.
— Он говорит, что нашёл в шкафу книгу о саботаже и в ней план какого-то дома. На книге стоит фамилия Мак-Кормика.
Раздались возбуждённые восклицания, и у Питера было время поразмыслить, прежде чем снова к нему обратились. Начальник полиции стал сам его допрашивать, а после него заместитель районного прокурора. Но Питер крепко стоял на своем.
— Боже мой! — воскликнул он. — Что же я, по-вашему, сошел с ума? Ну зачем бы мне понадобилось устраивать такую заваруху? Ну где я мог достать все эти вещи? Где я мог достать динамит?
Тут Питер прикусил язык, сообразив, что сделал ужасную оплошность. Ведь ему никто не говорил, что в чемодане действительно оказался динамит! Откуда же он знал, что там был динамит? Он ломал голову, придумывая какое-нибудь правдоподобное объяснение своим словам, но, как это ни странно, ни один из пяти человек не поймал его. Все они знали, что в чемодане был динамит, этот ужасный факт был им достоверно известен, и они совершенно упустили из виду, что ведь Питер-то никак не мог об этом знать. Иной раз человек может оказаться на самом краю гибели и всё-таки спастись!
Питер поспешил отойти подальше от этого скользкого места…
— А разве Джо Ангелл отрицает, что он шептался с Джерри Раддом?
— Он что-то не может этого припомнить, — отвечал Гаффи. — Быть может, ему и случалось разговаривать с этим типом с глазу на глаз, но без всякой определенной цели, не было и речи ни о каком заговоре.
— Значит, он отрицает, что речь шла о динамите?
— Если речь и заходила о динамите, то во время общих прений, но он ни с кем об этом не шептался.
— Но ведь я сам слышал! — воскликнул Питер, быстро сообразивший, куда надо гнуть. — Я твёрдо это помню! Это было как раз перед тем, как начали расходиться и кто-то уже потушил несколько ламп. Он стоял спиной ко мне, а я ещё подошел к книжному шкафу, возле которого он остановился.
Тут вмешался заместитель районного прокурора. Это был ещё совсем молодой человек, и провести его было легче, чем других.
— А вы уверены, что это был именно Джо Ангелл? — спросил он.
— Боже мой! Ну конечно, уверен! — ответил Питер. — Я никак не мог ошибиться… — Он понизил голос, и в его тоне послышалось удивление.
— Так вы говорите, они шептались? — Ну да, шептались.
— Но, может быть, это был кто-нибудь другой?
— Ну уж прямо не знаю, что вам сказать, — ответил Питер. — Я не сомневаюсь, что это был Джо Ангелл, но я стоял к нему спиной и разговаривал с Грэди, секретарем, а потом я повернулся и подошёл к книжному шкафу.
— А сколько человек было в комнате?
— Да человек двадцать.
— Лампы потушили раньше, чем вы повернулись или же после этого?
— Вот уж, право, не могу вспомнить, — пожалуй, после этого. — И вдруг бедняга Питер воскликнул в полной растерянности: — Ну и дурак же я был! Мне бы надо было заговорить с этим малым и удостовериться, что это Джо Ангелл, прежде чем я отошёл к шкафу, но я был совершенно уверен, что это он. Мне и в голову не приходило, что это может быть кто-нибудь другой.
— И вы уверены, что он разговаривал именно с Джерри Раддом?
— Нy, конечно, — ведь Джерри Радд стоял ко мне лицом.
— А кто из них упоминул про «сабтат»?
Питер был, видимо, сбит с толку этим вопросом, он начал путаться; последовал длительный перекрёстный допрос; его не удалось довести до конца, так как появился сыщик, который принес книгу о саботаже, на заглавном её листе стояла фамилия Мак-Кормика, а между страницами был вложен план какого-то дома.
Все обступили стол и принялись разглядывать план; кое у кого сразу блеснула мысль: уже не дом ли это Нельса Аккермана?
Начальник полиции тут же подошел к телефону и вызвал секретаря знаменитого банкира. Не угодно ли ему описать дом мистера Аккермана? Начальник внимательно слушал, что ему говорил секретарь.
— На этом плане стоит крестик на северной стороне дома, немного западнее центра. Что бы это могло быть?.. Боже мой!.. Очень вас прошу сейчас же заехать ко мне и привезти план дома, составленный архитектором, чтобы можно было сличить.
Начальник отошел от телефона и повернулся к присутствующим:
— Оказывается, крестик стоит на плане дома как раз над входом в спальню на втором этаже, где спит мистер Аккерман.
Поражённые этим открытием, они на время даже позабыли обо всех своих подозрениях насчет Питера. Это была такая увлекательная задача — раскапывать всё новые подробности заговора и, соединяя и сопоставляя их, постепенно восстанавливать общую его картину, словно решая трудную головоломку. Им было совершенно ясно, что этот ничтожный, до смерти перепуганный человечек, которого они допрашивали, никак не мог быть автором такого хитроумного и сложного плана. Нет, тут несомненно работал какой-то дьявольский ум, какой-то страшный злоумышленник из красных готовил гибель Американскому городу!
§ 48
Питера на время отпустили, снова отправив его в камеру. Там просидел он два дня, не с кем было посоветоваться, и он был в полном неведении об ожидающей его участи. В тюрьму не пропускали газет, но Питеру оставили деньги, какие были при нём, и на другой же день ему удалось подкупить одного из смотрителей и раздобыть номер газеты «Таймс», на первой странице которой были приведены все подробности сенсационного события.
Добрых тридцать лет отстаивал «Таймс» законность и порядок против натиска красных, сеющих мятеж и подготовляющих революцию. Добрых тридцать лет проповедовал «Таймс», что вожаки рабочих, представители профсоюзов, социалисты и анархисты — одного поля ягоды, и все они прибегают к одному и тому же орудию борьбы — к динамитной бомбе. На этот раз «Тайме» оказался прав и оглушительно трубил победу! О заговоре распространялись, не жалея красок, чуть ли не на трёх страницах. Помещены были портреты всех главных заговорщиков, в том числе Питера, снимки штаб-квартиры Индустриальных рабочих мира, чемодана, динамитных патронов, запалов и часового механизма; тут же можно было увидеть и «студию», где были пойманы красные, и портрет Никитина, русского анархиста, хозяина этого притона. Целые столбцы занимали всякого рода рассуждения по поводу этого события, заявления авторитетных лиц и интервью с видными священниками и банкирами, с председателем Торговой палаты и с секретарем фондовой биржи.
В передовице, напечатанной жирным шрифтом на двух столбцах, подчёркивалась роль «Таймса», который уже тридцать лет бьёт тревогу; заговор ставился в связь с делом Губера, с делом Лэкмена, а также с процессом трёх священников-пацифистов, которые были арестованы несколько дней назад за то, что вздумали читать на митинге Нагорную проповедь.
А ведь всё это сделал он, Питер Гадж! Поборники законности и порядка были всецело обязаны этой сенсацией ничтожному, безвестному тайному агенту! Разумеется, Питеру не поверят, если он об этом заявит. Начальник полиции и районный прокурор в торжественных заявлениях приписывали себе эту честь и даже не заикались о том, что обязаны раскрытием заговора неусыпной деятельности осведомительного отдела Транспортного треста. Конечно, всё это было в порядке вещей. Необходимо было поддержать авторитет официальных представителей власти в глазах широкой публики: вот, дескать, как они ревностно выполняют свои священные обязанности! Публика не должна и подозревать, что всю эту деятельность развивает тайная полиция, которая финансируется капиталистами и отстаивает их интересы.
И всё-таки Питер испытывал досаду. Подобно Мак-Гивни и всем остальным подчиненным Гаффи, он
