ходи, – улыбнулся генерал, особенно довольный Лёшиным аппетитом. Вдруг выражение его лица резко изменилось, и Спиваков понял, генерал вспомнил что-то сверхважное. Так и вышло.
– Послушай, как ты сказал фамилия твоего японца? Китано?
– Совершенно верно. Вы его знаете? – удивился Лёша.
– Мне кажется, да. Его самого не знаю, а вот о нем мне вроде известно, я припоминаю, что уже слышал эту фамилию. Так, ну где там мой Сережа?
Войтов позвонил секретарю. Тот, словно за дверью стоял, появился мгновенно, и Лёша машинально отметил выражение лица секретаря-адъютанта. Парень смотрел на него с грустью и сочувствием. В руке секретарь держал подготовленную им справку.
– Это по гражданке Ваджея Марине Филипповне, – он положил справку перед Войтовым. – Какие еще будут указания, Петр Никитич?
– Сережа, давай-ка развей или подтверди мои сомнения. Запомни имя и фамилию – Саи Китано. Мне кажется, я о нем недавно слышал, поройся там в оперативных материалах, в дипломатической переписке посмотри, позвони в МИД. Словом, поищи-ка ты этого японца, да поскорей.
– Слушаюсь...
Алексей, пульс которого и без того был учащен обильным завтраком, напряженно смотрел на лежащую перед Войтовым справку. Генерал взял листки (их было два: первый заполнен целиком, а на втором напечатан абзац – не больше), принялся читать. По ходу чтения несколько раз (Спиваков видел это) останавливался и возвращался к ранее прочитанному, словно заставляя себя убедиться, что всё написанное – правда. Наконец генерал дочитал справку до конца, отложил в сторону, медленно снял очки и, облокотившись на стол, помассировал себе переносицу.
– Что там, Петр Никитич? – уже неприкрыто занервничал Спиваков. – Что там написано? Серьезное что-нибудь?
– Боюсь, что да, – хрипло ответил Войтов. – Боюсь, Лёша, что очень серьезное. И печальное.
Он подал справку Алексею со словами: «Читай сам, я выйду пока, мне тут надо зайти... в бухгалтерию...», и Лёша принялся читать. С первых же прочитанных слов строчки заплясали у него перед глазами: «болезнь», «гинекологическое отделение», «отказалась от лечения», «по словам профессора Грицая, имела явные суицидальные наклонности», «в настоящее время местонахождение неизвестно», «государственную границу не пересекала», «есть все основания полагать, что гражданки Ваджеи больше нет в живых»...
Перед глазами Алексея потемнело, внутри что-то оборвалось, и в груди, под ребрами, стало нестерпимо печь. Он почувствовал, что проваливается в черную бездонную пропасть, но Войтов, который ни в какую бухгалтерию не пошел, вернулся в кабинет и отреагировал мгновенно: кликнул Сергея на подмогу, вместе они уложили Лёшу на диван, а вскоре появились в генеральском кабинете врачи «Скорой»: бригада реаниматоров из трех человек. Констатировали сердечный приступ, сделали несколько уколов. Откачали...
– Парень, милый, ты так не пугай, – всё приговаривал Войтов. – Если вы в таком возрасте уже в обмороки падаете, то нам-то, старикам, что прикажете делать?
– Да я в порядке, Петр Никитич, – севшим от сердечных снадобий голосом заверил Лёша. – Просто никогда бы не подумал, что с ней могло такое случиться. Сапожник без сапог я. И ведь она мне так ничего и не сказала, просто ушла помирать, словно кошка в лес. Боже, боже... Мариночка моя. А я думал, она нашла другого. Лучше бы я не искал ее, лучше бы не знал. Сил нет осознать, что я ее больше никогда не увижу. Хотя, может, есть еще надежда? Мне не верится, что она мертва, я этого как-то... не ощущаю.
– Конечно, парень, конечно, – Войтов сидел рядом с ним, на стуле. – Тебе как сейчас? Полегче?
– Да всё со мной в порядке! – Лёша попытался было встать, но у него закружилась голова. – Чёрт знает что, – беспомощно пробормотал он. – Накачали всякой дрянью, состояние, будто у пьяного. Но ничего страшного, скоро пройдет. Уж я-то знаю, – он слабо улыбнулся, посмотрел на Войтова, и улыбка медленно сползла с его лица. Генерал стал, казалось, еще мрачней.
– Что еще? – спросил Лёша.
– Я не ошибался. Я действительно запомнил фамилию этого японского ученого, Китано. Ты сказал, что он никогда не был в России, а он был. На Камчатке. Как раз в тот момент, когда там случился оползень. Ты слышал, как погибла Долина Гейзеров?
– Вроде да, – кивнул Лёша. – Я предпочитаю не слушать плохие новости. Особенно, когда гибнут красивейшие места на этой планете, и значит, я их больше никогда не увижу.
– Увы, но ты и своего японца больше никогда не увидишь. Он какое-то время считался пропавшим без вести, когда не вышел вместе со своей группой к концу маршрута. Его искали, но всё напрасно. Там земли и камней столько, что такую могилу никому разрыть не под силу. Прости, Алексей, что ты от меня сегодня слышишь только плохие новости.
Лёша молча лежал и смотрел в потолок. В голове появилась было мысль об отпуске, но тут же испуганно исчезла. Какой еще, к чертовой матери, отпуск? Он хотел было сказать генералу, что знает, что именно искал на Камчатке Саи, даже рот открыл, но в последний момент передумал. От генерала его желание не укрылось, старик подмечал любую мелочь.
– Хотел мне что-то сказать?
– Да. Мне очень жаль, что всё так вышло сегодня. Такие вот новости... Без Саи будет, конечно, тяжело, но я знаю, где искать то, что он мне обещал.
– Что же это? – быстро спросил Войтов.
– Петр Никитич, при всем моем безграничном уважении к вам я прошу не спрашивать об этом. Я предпочитаю ничего и никому не рассказывать и не показывать, пока работа не завершена. Это примета такая, понимаете?
– Ты прав, – устало улыбнулся генерал, вспомнив вдруг про свою болезнь и поддавшись безразличию, – дуракам незаконченную работу не показывают. Знаешь, у меня тут небольшая проблемка со здоровьем нарисовалась, поэтому я, наверное, какое-то время поваляюсь в госпитале.
– А с вами-то что? – пораженный Алексей поднялся с дивана, уставился на генерала.
– Всё то же, – с грустью проговорил генерал, – я уже стар, Лёша. Меня спасать не надо. Ты лучше давай побыстрей работай. Твою работу люди ждут.
– Что с вами? Расскажите, я настаиваю.
– То же, что и с твоей Мариной, – вздохнул Войтов. – С какими-то невероятными, науке неизвестными осложнениями. Вот ведь забавно как получается! Всю жизнь ничем не болел, во всем соблюдал разумную умеренность, ну, может, только кроме женского пола. А тут на тебе... Старость, мой милый, старость. Значит, суждено мне так.
– Да что вы глупости-то говорите! Дайте сюда историю болезни!
Лёша, казалось, совершенно пришел в себя. Его молодой и крепкий организм быстро восстановился после приступа. Войтов пожал плечами, встал со своего места, подошел к сейфу, отпер его поворотом ручки-вертушки, достал оттуда свою пухлую медицинскую карту и бросил на стол перед Алексеем.
– Читай, если тебе охота.
Лёша открыл карту, быстро пробежал глазами неразборчивые, но понятные ему каракули докторских почерков. Дошел до конверта с рентгеновскими снимками, открыл его, достал черные, жесткие прямоугольники и стал внимательно изучать их. Вначале не поверил глазам своим, повернул снимок наоборот, затем вернул в исходное положение.
– Ничего не понимаю, – пораженно прокомментировал он. – Какой-то бракованный снимок. Что это за сплошная дыра от грудины до середины спины? Бред какой-то, так не бывает. С этим не живут и минуты, значит, точно снимок бракованный. Разрешите мне вас осмотреть, Петр Никитич, я очень вас прошу.
Войтов хотел было возразить, но столь естественное во всяком человеке желание жить упрямо взяло свое, и он покорно скинул пиджак, стянул через голову рубашку.
– Смотри, коли охота.
Алексей увидел, что тело у генерала сухое, жилистое, а на уровне сердца грудь его закрыта повязкой, огибающей весь торс. Это заинтересовало Алексея. Он попросил у генерала разрешения снять повязку.
– Давай, – вяло разрешил генерал, – давай, чего уж там. Сергей меня потом перевяжет, он в курсе.
