14
Хал хорошо изучил характер Перси Харригана — какой студент не знает своих однокашников! Перси не унаследовал жестокости своего мрачного отца. Баловень судьбы, он был просто самовлюбленным эгоистом. При этом он был безволен, как все, кому никогда не приходится принимать смелых решений. Он рос на «женской половине», причем у его воспитательниц была одна цель — сделать его членом так называемого светского общества, и в процессе воспитания ему вбили в голову самые неумеренные представления о собственной значительности. Вся жизнь молодого поколения Харриганов омрачалась гнетущим воспоминанием о мешке, который таскал на спине их предок-коробейник. Хал знал, что больше всего на свете Перси стремился производить на окружающих впечатление самого доподлинного широкого и щедрого аристократа. Именно эту особенность характера своего противника Хал использовал сейчас как оружие.
Чтобы смягчить недовольство Перси, он начал с извинении. Он совсем не собирался устраивать такой скандал; виноваты во всем эти бандиты, которые поставили его жизнь под угрозу. Страшная штука, когда на тебя устраивают облаву, как на зверя, и стреляют в темноте тебе в спину! Тут уж поневоле утратишь самообладание и позабудешь даже те остатки хороших манер, которые кое-как сохранил, работая подручным шахтера! Он перед всеми выставил себя на посмешище. Господи, еще бы не понимать, какое ужасное впечатление он здесь произвел!
Хал оглядел свой грязный комбинезон, затем перевел глаза на молодого Харригана. Явно Перси думает то же самое и, наверно, считает, что Хал выставил и его на посмешище! Хал, разумеется, глубоко сожалеет об этом; но — увы! — оба они уже, как говорится, влипли, и сейчас поздно что-нибудь поправить. Скандал вылез наружу, теперь его не замнешь. Ну, хорошо, он заставит молчать своего друга-репортера; Перси заставит молчать кондуктора, официантов и Коттона с его сворой, но к друзьям такие меры неприменимы! Это надолго будет у них единственной темой для пересудов! И весь Уэстерн-Сити за один день узнает эту невероятную мелодраматическую историю, какие описываются только в бульварных романах: подручный шахтера в салон-вагоне наследника угольного короля!
— Поймите, Перси, — продолжал Хал, — такие вещи ужасно влияют на репутацию. Эта история навсегда свяжется с вашим именем — по ней будут судить о вас!
— С критикой своих друзей я как-нибудь сам справлюсь! — заявил Перси, пытаясь вернуть себе харригановскую самоуверенность.
— Что бы вы ни говорили, — неумолимо возразил Хал, — общественное мнение может сделать только один из двух выводов — либо такой: «Харриган предпочел спасти доллары», либо: «Харриган предпочел спасти людей». Неужели, Перси, ваша семья так уж нуждается в этих долларах? Вы наверняка истратили куда больше на свое путешествие!
И Хал замолчал, предоставляя своей жертве время поразмыслить. Результатом этих размышлений явился вопрос, достойный папаши Харригана:
— Интересно, ради какой выгоды вы это делаете?
— Перси,
Перси ничего не ответил, но было ясно, что он все понимает. Хал заговорил снова:
— С другой стороны, посмотрите, как вам легко все уладить, если вы только пожелаете. Вы находились в увеселительной поездке, когда до вас дошло известие о катастрофе. Вы сразу же помчались в Северную Долину и взяли бразды правления, открыли шахту и спасли жизнь рабочих. Вот в каком освещении подадут это все газеты!
Хал внимательно наблюдал за своей жертвой, нащупывая наилучшие пути воздействия, и вдруг сообразил, что промахнулся. Несмотря на свою вульгарность, Харриганы уже усвоили, что выставляться напоказ неаристократично.
— Если вы предпочитаете, вашего имени можно не упоминать, — быстро поправился Хал. — На шахте все репортеры пляшут под дудку Компании — они подадут этот материал в том освещении, какое вы пожелаете. Единственное, чего я добиваюсь, это чтобы вы поехали в своем поезде в Северную Долину и приказали открыть шахту. Ну, как, Перси, согласны?
Зная, что жизнь шахтеров зависит от одного кивка этого юноши. Хал не сводил с него взгляда.
— Ну как? Что вы мне ответите?
— Хал, — воскликнул Перси, — ведь мой старик меня со свету сживет!
— Возможно, но иначе это сделаю я. Что для вас хуже?
Перси молчал.
— Господи, решайтесь, Перси! — В голосе Хала слышались устрашающие ноты.
И тут Перси сдался:
— Хорошо.
Хал вздохнул с облегчением.
— Только помните, — сказал он, — вы туда едете не затем, чтобы позволить себя одурачить! Ваши служащие попытаются втереть вам очки. Они могут дойти даже до того, что откажутся повиноваться вам. Но вы не смеете сдавать свои позиции, потому что я еду с вами и добьюсь, чтобы шахту открыли. Я не отступлю, пока спасательные отряды не спустятся вниз.
— Хал, а согласятся ли они?
— Согласятся ли?! Господи, Перси, они только этого и требуют. Они едва не подняли бунт, требуя, чтобы их спустили в шахту. И я отправлюсь с ними вместе! И вы тоже, Перси. Вся наша орава бездельников спустится в шахту, а когда мы вернемся оттуда, мы кое-что будем знать о том, как добывается уголь!
— Хорошо, — сказал сын угольного короля. — Едемте.
15
Халу так и не пришлось узнать, что говорил Перси Картрайту в эту ночь, он знал только, что управляющий был вызван для беседы, длившейся полчаса, а затем в вагоне появился улыбающийся Перси с известием, что Хал Уорнер, конечно, все перепутал. Администрация шахты, оказывается, с самого начала трудится не покладая рук над установкой вентилятора, чтобы как можно скорее открыть вход в шахту. Эта работа уже закончена, через час-два будет пущен вентилятор, а к утру спасательные отряды получат возможность спуститься в шахту. Перси сообщил все это с таким невинным видом, что у самого Хала мелькнула мысль: «Похоже, что он поверил!» Положение гостя обязывало Хала к деликатности: он сделал вид, что принимает все за чистую монету, и поневоле позволял выставить себя дураком перед всей компанией.
Перси пригласил Хала и Билли Китинга провести ночь в поезде, но Хал отказался. Он слишком грязен, кроме того он хочет встать на рассвете, чтобы одним из первых спуститься в шахту. Тут Перси сказал, что управляющий наложил свое вето на это предложение: он не пустит в шахту никого, кроме опытных
