только не облегчало задачу германских войск, но и осложняло ее, потому что немцы при этом попадали в одну компанию вместе с наиболее ненавистными для населения людьми. Однако мы были не в том положении, чтобы отказываться от услуг шпионов, информировавших о действиях партизан.
Разведка в глубоком тылу противника показала, что обстановка среди населения там не намного лучше, за исключением того, что оно не опасалось терроризма или неоправданных репрессий. Тем временем итальянцы, которые оказались вовлеченными в боевые действия, в основном бросили население на произвол судьбы. В конечном счете это было население страны, которая достаточно долго воевала на стороне Гитлера против союзников. Будучи слабыми экономически, итальянцы переживали такую же катастрофическую ситуацию с продовольствием, что и немцы. Выступавшие на стороне союзников итальянские политические партии, которые стали вновь разрешены, поносили друг друга. Противник начал вербовать партизан на военную службу, что обеспечивало людям деньги и еду.
Война перешла из стадии чисто военной в стадию военно-политическую – верный признак ее близкого конца.
Обострившаяся из-за партизан обстановка заставила меня перебраться на квартиру в деревню. Немецкого генерала Кризолли партизаны застрелили вскоре после того, как я побывал у него на завтраке, устроенном по поводу его отъезда из корпуса.
В то время как соседний корпус, находившийся слева от меня, под непрерывным натиском противника со стороны Флоренции отступал к Болонье, наш 14-й танковый корпус все еще оставался на своих позициях и не подвергался атакам. Мой штаб у виллы Коллемандина находился на южной оконечности Апеннинских гор, тогда как другие корпуса были уже в северном конце долины По. Стояла пора сбора урожая, изображенная на картинах Беноццо Гоццоли в Кампозанто в Пизе. В полдень я обычно бродил по лабиринтам обширных виноградников. Под синевато-стальным небом виноградные листья постепенно меняли свой цвет – сначала на желтоватый, потом на постепенно темнеющие оттенки красного. Меж листвы свисали спелые грозди синего бархатистого винограда. Среди сборщиков винограда обычно царило веселье. Юноши и девушки стояли босыми ногами на приставных лестницах, щебетали и распевали песни. Когда они опускали заполненные корзины на землю, было много визга и щипков, и смеющиеся пары падали на траву. Молодая крестьянка показала из-под большой флорентийской шляпы свое симпатичное личико и блестящие зубки. Эта женщина с широкими плечами и бедрами была олицетворением здоровья и плодородия. Среди темной травы паслись белые барашки без единого пятнышка, с блестящим розоватым отливом шерсти. Остановилась запряженная волами повозка, чтобы загрузить полные корзины. У белых волов были шкуры унылого пергаментного цвета, над ярмом возвышались громадные рога размахом в два метра. Сладкие ягоды везли домой, и там начиналось их утаптывание босыми ногами, в котором принимали участие все бывшие на ферме мужчины, женщины и дети. Сладкий аромат свежего виноградного сока наполнял воздух, добавляя остроты в запах обожженной солнцем земли.
20 ИЮЛЯ 1944 ГОДА
20 июля, когда была предпринята попытка покушения на Гитлера, я находился в своем штабе в Пистое. О плане заговора мне было известно давно. Теперь мы очень быстро узнали, что он провалился. Заговорщики попытались ускорить события в интересах германского народа. Среди близких друзей я постоянно выражал сомнения относительно перспектив на его успех, ныне они подтвердились. Я всегда чувствовал опасность. Тайну можно было сохранить, только если бы круг заговорщиков оставался небольшим, однако в этом случае не хватало бы людей, занимающих ключевые посты и посвященных в заговор. А заговорщики должны были находиться именно среди них. Даже после того как покушение провалилось, находились люди, готовые предоставить свои услуги и довести его до конца. Другие колебались из страха за свою собственную безопасность. Однако фанатичные последователи Гитлера и те, кто прожил последние годы в полном равнодушии к происходящему, выступили против заговорщиков и сорвали переворот, который упорный Штауффенберг все еще пытался довести до конца в Берлине в вечер покушения.
Первой моей реакцией была сильная тревога за судьбу участников заговора. Я был лично знаком со Штауффенбергом, моим земляком, уроженцем юго-запада Германии, который начинал свою карьеру офицером 7-го кавалерийского полка в той же кавалерийской бригаде, что и я. Беспокоился я и за судьбу его семьи и братьев, которые проходили подготовку в моем эскадроне. Я предвидел также, что многие из моих знакомых поплатятся жизнью, хотя они и не принимали непосредственного участия в заговоре.
Особенно трагической виделась мне судьба генерал-полковника Бека, чрезвычайно уважаемого бывшего начальника Генерального штаба, который пожертвовал своей должностью по велению совести и ушел в отставку в знак протеста против гитлеровской военной политики. Он понимал пагубность политической стратегии Гитлера. Роли поменялись: политик выступал в качестве псевдостратега, потому что в той ситуации, в которой оказалась Германия, воинственная политика была еще более безответственной, чем в начале Первой мировой войны.
Именно эти люди – Бек и Штауффенберг – стояли в центре движения Сопротивления. Но духовным его центром многие годы был генерал Остер, чей сын стал моим другом, когда служил в штабе моего корпуса. Я представил себе, как он переживает за судьбу отца.
Неудивительно, что многие офицеры Генерального штаба оказались вовлеченными в этот заговор. Бек строил свою организацию так, чтобы в ней была возможность сохранить независимость суждений и право высказывать свое мнение в присутствии старших. Эта привилегия была краеугольным камнем Генерального штаба, но при Гитлере она начала исчезать. Однако даже ему никогда не удавалось создать угодливый Генштаб, пресмыкающийся перед режимом. Привычка свободного и трезвого обсуждения слишком прочно укоренилась в его традициях, чтобы можно было заменить эту интеллектуальную основу слепой верой в мистическую проницательность Гитлера, которая слишком часто свидетельствовала о недостатке его образования. Кроме того, небольшой по численности Генштаб до сих пор рекрутировал свой личный состав из высшего и наиболее образованного слоя общества, а перед ним никогда не стоял вопрос о компромиссе с преступными указами фюрера. В результате конфликт с собственной совестью привел офицеров Генштаба к связи с интеллектуалами и борцами из других общественных слоев. Значительная часть руководителей заговора – выходцы из Генштаба, который доказал, что предпочтет поражение моральному самоуничтожению.
Те, кто пожертвовал своими жизнями, вышли далеко за рамки обязанностей, предусмотренных для руководителя любого сообщества, и стали героями национального освобождения. Для меня будущее нации зависело теперь от того, удастся ли этому освободительному движению занять достойное место в истории. Это было единственное освободительное движение в истории Германии, которое – по зову совести – поставило задачу уничтожить преступного деспота. Герои 20 июля опровергли ложь тех, кто считал германский народ не более чем покорными рабами. В этом контексте я должен решительно отвергнуть инсинуации, содержащиеся в книге сэра Джона Уилер-Беннета «Немезида власти», где он насмехается над военными руководителями заговора 20 июля в тот самый момент, когда они были приговорены к смерти народным судом.
Но как же теперь будут разворачиваться события? Продолжится ли война, когда Гитлер и его приспешники отыгрались на беззащитных людях? Конечно, заговорщики подали сигнал к капитуляции. Следует ли нам начать переговоры о сдаче, хотя противник отвергал все, кроме «безоговорочной капитуляции»? Имела ли полностью разгромленная страна какое-то право ставить те или иные условия? Каждый последующий день делал эту войну все более бессмысленной, требующей крови тысяч людей, отцов и их юных сыновей. Она отдавала в распоряжение русских все больше и больше территорий и ускоряла наш внутренний развал, ибо теперь лживая картина «твердо ведомой нации, единодушно нацеленной на победу», утратила свою убедительность. Если судьба пощадит тех из нас, кто не был замешан в заговоре, если наши имена не будут фигурировать в известных списках противников режима – какой путь нам выбрать?
Удастся ли при неизбежном крушении рейха спасти хоть какую-то часть германского состояния, найти достаточно последователей героев Сопротивления, способных вернуть наш народ в семью других народов?
Еще меня угнетали мысли о том, что новые тысячи людей, возможно, начнут теперь свой путь в газовые камеры. Перед глазами вставали ужасные картины: железнодорожные составы, в которые запихивали жертвы, не имевшие возможности покинуть их до места назначения, если только не умрут по
