Повернувшись, он пошел к Дамме. Там, в аванпорте, где впервые увидел свет Тилль Уленшпигель, он наверняка найдет убежище, а может быть, предложит свои услуги тому, кто в них нуждается, — всего за несколько монет; потому что нельзя проматывать деньги, оставленные ему Ван Эйком. Восемь дней, сказал сборщик пошлины. Пиза. Там видно будет. Восемь дней пройдут быстрее, чем иссякнет его терпение.
— Мальчик сбежал…
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно. Примерно час назад я пришел в дом Ван Эйка под предлогом справиться о здоровье Маргарет. Именно она-то и сообщила мне эту новость. Впрочем, она переживает меньше, чем ее служанка.
Окутанные темнотой, два собеседника едва могли видеть друг друга, освещенные лишь слабым лучиком, просачивающимся через щели закрытых ставен. У одного был сильный итальянский акцент, другой изъяснялся на безукоризненном фламандском. Темнота, прятавшая их лица, скрывала и возраст: им могло быть и по двадцать лет, и по шестьдесят. Достоверно только одно: безапелляционный тон мужчины с итальянским акцентом позволял думать, что он был главным.
— Вам, конечно, известно, что означает этот побег?
— Боюсь, да.
Последовало долгое молчание, нарушаемое лишь хриплым и прерывистым дыханием итальянца.
— Действовать надо быстро. Если паренек ускользнет из наших рук, последствия будут неизмеримо серьезнее, чем в случае с Костером и другими. Костер! Неудача. Досадная неудача. Одной больше. — Он повторил, отчеканивая слова: — Действовать надо быстро!
— Но что делать? Мы не знаем, где он находится.
— А вы как думаете? Ребенок в таком возрасте, без денег, друзей и родителей не может уйти далеко. Если его нет в Брюгге, то он должен быть в окрестностях, где-нибудь в Термуйдене, Оосткерке или Дамме. Займитесь этим. Отыщите его!
— А если мы его найдем? Что с ним делать?
— Вы меня удивляете. Он знает слишком много!
— Конечно, но…
— Убейте его! Заставьте всех поверить, что он утонул. Инсценируйте его смерть. Но убейте его!
Повеяло нерешительностью.
— Это… это всего лишь ребенок. У нас нет уверенности, что он заговорит.
— Вы сами признались! У нас нет уверенности… Ничего нет опаснее неуверенности! Ей нет места в больших замыслах. Я ясно выражаюсь? — С поразительной решимостью иностранец заключил: — Убейте его!
Притаившись в углу ризницы церкви Сен-Жером, Ян грыз яблоко, купленное на рынке в Дамме. Убежище в церкви свято. Ни Маргарет, никто другой не решится на богохульство. Он часто слышал, что святые места давали прибежище и защиту самым закоренелым преступникам. Почему бы не дать их ребенку?
ГЛАВА 12
— Что ты здесь делаешь?
Ян приподнялся, его волосы взлохматились.
— Что ты здесь делаешь? — настойчиво повторил голос.
— Я… я спал.
Обдумывая ответ, запинаясь, он незаметно изучал мужчину, бесцеремонно разбудившего его. Небольшого роста, в черной сутане. Священник. У него было невероятно морщинистое лицо с маленькими серо-зелеными глазками, пристально впившимися в него.
— Как тебя зовут?
— Ян.
— Ян — это имя, а дальше?
Он выговорил первую пришедшую в голову фамилию:
— Ян… Костер.
— Почему ты здесь? У тебя, наверное, есть родители, дом.
— Нет. У меня нет больше родителей, нет и дома.
— Значит, ты сирота? Родни тоже нет?
Мальчик ответил отрицательно.
— Но ты ведь где-то жил?
— Конечно. Но отец и мать погибли во время пожара, сгорел и наш дом.
— Пожар? Где? Когда?
— Да около месяца. Меня сразу поместили в одну семью. Ужасные люди… они били меня целыми днями. Пришлось сбежать.
— Встань!
Поднимаясь, Ян чувствовал на себе тяжелый взгляд священника.
— Я не слышал ни о каких бедствиях, которые недавно случились в Дамме. Я уже десять лет в этой церкви и ни разу не видел тебя. Из какого ты города?
— Из Байеля.
— Байель? Но ведь до него больше ста лье! Каким ветром занесло тебя сюда?
— Я иду в Слейс. Дней через десять там будет разгружаться корабль, который направляется в Венецию. Я дол жен сесть на него.
Аббат перекрестился.
— Венеция… Почему Венеция?
Ян помедлил, прежде чем ответить:
— Родители часто упоминали этот город, в нем давно уже поселился брат моего отца. Семьи и родных во Фландрии у меня больше нет, и я решил найти пристанище и защиту у дяди.
— Господи милостивый! Да это безумие! В твоем возрасте не годится пускаться в такое плавание. Да и согласится ли капитан взять тебя на борт своего корабля?
— У меня есть деньги. Я могу оплатить свою поездку.
— Кто же облагодетельствовал тебя?
— Отец доверил мне их еще до своей смерти.
Аббат нахмурился и озадаченно посмотрел на мальчика.
— Повествование твое по крайней мере любопытно, — заявил он после минутного размышления. — Тем не менее мне хочется верить тебе. Что ты собираешься делать в ожидании прибытия этого судна?
— Не знаю. Я бы остался здесь, если вы разрешите.
Священник задумался.
— Ты знаешь, какой сегодня день?
Ян поколебался.
— Воскресенье?
— Прекрасно. Ты уже был на мессе?
— Нет.
— А пора бы. Ты хоть окрещен?
— О да!
— Следуй за мной.
Направляясь к дубовому шкафу с вырезанными на створках изображениями святых, священник спросил:
— Что ты умеешь делать? Тебя обучили какому-нибудь ремеслу?
— Я умею подметать, наводить порядок…
Ян чуть не продолжил: «…растирать краски, клеить панно…»
— Все это подходит… У тебя, должно быть, усердный ангел-хранитель. Я как раз остался без служанки. Кто знает? Может быть, ты мне пригодишься.
Он открыл одну створку и достал из шкафа белый стихарь, ризу, епитрахиль и омофор.
— Для начала ты поможешь мне одеться. Потом я научу тебя основным жестам. Надеюсь, ты быстро их
