решившись его будить, молодая мать прикорнула рядом с уставшим мальчиком и тоже задремала, да так, что Данута и не услышала, как возвратились с полей мужчины. Когда малыш проснулся, она стала его одевать. Одевая ребенка в теплую одежду, она вдруг услышала голос Исгерда. Тихонько раздвинув гобелены, женщина увидела, что неподалеку от ее бо-ковуши сидят ее хозяин, Торкель и Гуннар. Мужчи-ны попивали эль из больших деревянных кружек, по-хожих на маленькие бочечки и вели ленивую беседу.
— А я женился на Верее, и души в ней не чаю, — говорил друг Исгерда, — пусть и потерял, может что в материальном смысле, но хоть дома мир и сча-стье. Вон уже и сыновья подрастают. А у тебя, Ис-герд, вижу, эта фурия вообще ад устроила.
— Да, это верно, — ответил бонд и отхлебнул пива, — носится, носится по дому. Не дай бог, кто на глаза попадется. Видно потому, что бесплодна она оказалась.
— Это, конечно, тоже, но главное, ревнует она к Дануте.
— Так это ж обычное дело — рабыни, — по-пробовал возразить Исгерд, — у всех они есть. И хо-зяину обычаями не запрещено побаловаться с налож-ницей.
— То побаловаться, брат, а у вас настоящая любовь. Ты где больше бываешь, у нее или дома?
Исгерд задумчиво посмотрел в кружку с элем.
— Так там и наследник растет, и дело, которое настоящий доход приносит, а не это хилое хозяйст- во…
— Это все оправдания. Может, тебе жениться все-таки на Дануте, ввести ее в дом хозяйкой? Чего ей жить у Агота в доме?
— А Гудрун куда девать? — лицо бонда при-няло озабоченный вид.
— Она бесплодна — чем не причина для раз-вода? — Гуннар хитро улыбнулся.
— Она уйдет, и приданое свое заберет: землю, стадо коров, коней, всякую всячину. Будет вражда с ее родом. Будут все говорить, что я женился на рабы-не. Куча проблем!
— Не думал, что ты боишься разговоров, — опять ухмыльнулся Гуннар.
Исгерд потянул душистого эля и закусил коп-ченой семгой.
— А чем, мне собственно плохо? — он уста-вился прямо на своего друга, — у меня и жена есть, хозяйка хорошая, и любовница красавица. Можно сказать, две женщины любят меня. Стараются — и та, и другая. Приду домой — Гудрун из кожи вылеза-ет: «Исгерд, Исгерд!». Зайду к Дануте — вся от люб-ви горит. Ты заведи себе наложницу, Гуннар, и потом со мной согласишься. Вон, Торкель, подтверди, тоже планирует жениться на богатой вдове. Старше его, правда, но дом у нее свой, и земли много. А за любо-вью будет ходить к Милане. Она тут и будет жить, в моем доме. Тут и наследник его будет расти, с дедуш-кой и бабушкой.
— Да, вам с Торкелем можно позавидовать, — согласился Гуннар, — а не грызут они тебя, Ис-герд? Данута гордая, я думаю,
— Пусть только попробуют. Как только Гуд-рун заведет разговор о наложнице — разворачиваюсь и ухожу к Дануте. И дня два не прихожу. Вот она и боится слова сказать. А Данута? Ну, переживает. А я ее приласкаю, и она вся горит. И куда она денется? Она моя рабыня! Да и ребенок теперь на руках. Мо-жет, и второго вскоре понесет.
— А Данута ведь надеется, что разведешься с бесплодной женой. Она толковая у тебя. Как ты обо- гатился этими мечами, что она изготавливает! Да и рабыня Торкеля не сидит сложа руки. Моя Верея тоже молодец. Шустрая, ласковая. Везде успевает. Повезло нам тогда. Нам многие мужики завидуют.
— Да, вон Кальв Хаконсон от зависти тоже собрался торговать с Русью. Раньше весь товар в Бир-ке продавал, а сейчас приготовил все для киевских купцов. Они ему больше платят. Их корабли через неделю будут забирать у него и треску, и пушнину. И полотна его женщины наткали за зиму. Он еще пере-купил у Эвальда.
Данута окаменела, она ничего не ощущала, кроме сильной боли в сердце. Как будто кто-то взял и воткнул туда нож. Но почему в таком случае она еще жива?
Мужчины допили свое пиво и вышли на ули-цу. Они не заметили, что Данута стала невольной свидетельницей их разговора. А молодая женщина посидела еще немного с малышом на руках, который к этому времени уже успел опять заснуть, да и пошла прочь из этого дома — нужно было срочно погово-рить с Миланой, рассказать новости. Шорная мастер-ская, где чаще всего можно было найти подругу, на- ходилась недалеко от большого дома. Данута вышла во двор через поварню — нужно было избежать встречи с Исгердом. Разговаривать с ним не было ни-каких сил.
Милана оказалась и в самом деле в своем цар-стве. Там был ее мир, там было весело и уютно — не- сколько рабынь, обученных амазонкой, занимались отделкой седел и прочего конского снаряжения, что было весьма необычайно для норвежцев. Милану все любили, дело свое она знала хорошо, у нее рос сын — и она казалась счастливой. Она была Торкелю как же-на, да она ею себя и ощущала. Искусная и в работе, и в постели, с хорошим веселым характером, она была бы славною женой любому.
— Что случилось, Дана? — встревожено спро-сила она подругу, когда та с малышом Иваром на ру-ках зашла в комнату, где работали женщины.
— Ты можешь поехать ко мне, поговорить на-до! — твоего Хенрика кто смотрит?
— Не беспокойся, за ним хороший досмотр. Эмма сама скоро родит, так ее ко всем малышам по- ставили приглядывать. Она добрая и внимательная женщина. А что, очень важно к тебе поехать?
— Ну, ладно, не надо. Можно и у тебя пого-ворить, просто мне одиноко без тебя у Агота в доме. Да и надоело жить в чужом доме, не хочу больше … — слезы полились у Дануты из глаз.
— Не вой, не надо! Любишь ты поплакать! Когда тебе слезы помогали? Чему тебя Полонея учи-ла? — Милана забрала Ивара у подруги и передала своей работнице. — Присмотри, Инга, пока мы пого-ворим. Пошли во двор, под березкой посидим.
Молодая женщина потянула подругу за бес-сильно опущенную руку, и они вышли из мастерской. Недалеко от маленького домика шорной мастерской росла высокая береза. Тут, на длинной широкой ска- мейке, обычно и отдыхали работницы Миланы. Сей-час здесь никого не было, лишь на самой нижней вет-ке сидело несколько серых скворцов. Эти крикливые птицы почему-то теперь были молчаливы
— Ты свою лошадь под навесом привяжи, Да-нута! Будет гроза!
И точно, над фьордом сверкнула молния, и послышался отдаленный гром. Ясно и отчетливо было видно каждое отдельное облачко на потемневшем внезапно небе. Все птицы разом куда-то исчезли. Подруги тоже спрятались под навесом. Стало сумрач-но, и вслед за тем пошел редкий и крупный дождь.
— Ну, что случилось, рассказывай! — спросила Милана у подруги. И та, вытирая все вре-мя льющиеся слезы, пересказала весь подслушанный разговор.
— Ну, что и следовало ожидать, — с горечью сказала Милана. — Так нам, идиоткам, и надо. Влю- бились рабыни в хозяев. Я даже на них не злюсь. Са-ми виноваты. Ну ладно, ты — простодушная дура. А я- то, тоже хороша, думала, если буду стараться, вон какие деньги для них зарабатываем — то он жениться на мне. Сын-то какой у нас!
Вдруг могучий удар грома потряс воздух. Сильные молнии засверкали то тут, то там, и не успе-вали в небе заглохнуть одни раскаты, как появлялись новые. Налетел ветер, занося под навес крупные кап-ли дождя. Могучая, освобождающая душу энергия бушевала вокруг, и Дануте стало внезапно легче. Хва-тит! Не нужно страдать по мужчине, если он не спо-собен оценить ее любовь. А ведь их предупреждала мудрая Полонея о страшной силе любви, о том, что мужчины иначе устроены, и не так закованы в свои чувства. Для них важнее мужская дружба, сражения, власть, деньги. А женщины — это просто сексуальное наслаждение. Ну и конечно, дети, наследники. Дану-та честно попыталась понять Исгерда. Зачем ему бы-ло любить ее, думать об ее чувствах, когда он все по-лучил и так. Не нужно было верить ему! Ей стало все абсолютно ясно. Решение пришло мгновенно.
— Мы сбежим, Милана! Я слышала, через не-делю придут корабли во фьорд, они повезут товары в Киев. Ты сохранила свои камни? Когда доберемся в Киев, я пойду на подворье к князю и попрошу, чтобы отправили нас с тобой к отцу в Тмутаракань. Малыши у нас крепкие, выдержат месяц в дороге. Набери для них трав своих, чтобы можно было в случае чего их вылечить. У нас есть неделя, чтобы подготовиться. А дома я буду боярской дочкой, а не рабыней. А ты — подругой боярышни!
А гроза бушевала все сильнее, невозможно было даже выйти из-под навеса. Подруги уселись на копну сена и, чтобы согреться, прижались друг к дру-гу. Тем временем к дождю присоединился вихрь. Он
