фюреру и крикнуть ему, что все сказанное им — гнусная ложь. К сожалению, у меня не хватило мужества для такого поступка, о чем я сейчас искренне сожалею. Почему я промолчал? С одной стороны, меня удержала на месте мысль о необходимости почтительного отношения к главе государства. С другой стороны, я понимал, что, кроме веры в честность и порядочность моего начальника, я в тот момент ничего не мог противопоставить выдвинутым против него обвинениям. Привычка повиноваться и здравый смысл одержали победу над чувством. К тому же у меня практически не было времени как следует обдумать все сказанное, так как Гитлер покинул зал сразу после окончания своей речи.
Полагаю, что аналогичные мысли возникли в то время у многих моих сослуживцев. Все мы были еще парализованы информацией о подлом поступке генерала Бломберга. И когда Гитлер заявил, что после истории с военным министром он готов поверить чему угодно, в том числе и упрекам в адрес главнокомандующего сухопутными войсками, нам трудно было что-то возразить на это. Вместе с тем было очевидно, что характер обвинений, выдвинутых против Фрича, не позволяет опровергнуть их одними только ссылками на нашу уверенность в его невиновности. И дело тут было вовсе не в недостатке личного мужества, якобы помешавшем нам вступиться за своего начальника, а прежде всего в нашей беспомощности и бе- зоружности перед той подлостью и низостью клеветников, масштабы которой не укладывались у нас в голове. Мы вполне могли допустить, что некие темные личности из окружения Гиммлера могли ввести Гитлера в заблуждение. В то же время мы никак не могли себе представить, что сам Гитлер мог стать инициатором этой грязной интриги. Этим можно объяснить то обстоятельство, что не последовало никакой спонтанной реакции генералитета на клевету в адрес Фрича. Мы были твердо уверены в том, что назначенный Гитлером и поддержанный самим Фричем судебный процесс продемонстрирует абсолютную беспочвенность всех обвинений и повлечет за собой полную реабилитацию генерала.
Суд над генералом Фричем начался с некоторым опозданием. По вполне понятным причинам о ходе слушаний по делу официально ничего не сообщалось. Насколько мне известно, только Бек регулярно получал информацию из зала суда. Он предпринимал все от него зависящее для того, чтобы собрать материалы, которые могли быть использованы для опровержения показаний «свидетеля обвинения».
Неоценимую помощь в этом деле оказал Беку шеф абвера адмирал Канарис, который был, пожалуй, наиболее подходящим человеком для разоблачения интриг Гиммлера и его пособников. С его помощью удалось доказать лживость показаний «свидетеля обвинения». Теперь исход процесса был предрешен! К сожалению, в связи с присоединением Австрии процесс был прерван и завершился лишь через некоторое время полным оправданием генерал-полковника фон Фрича.
«Реабилитация»
По окончании процесса встал вопрос о реабилитации бывшего главнокомандующего сухопутными войсками в глазах общественности. Однако Гитлер всячески оттягивал эту неприятную для него процедуру. Когда же она наконец состоялась, стало ясно, что до полной реабилитации Фрича Дело так и не дошло. Мы понимали, что для этого нужно было не просто вернуть генералу его доброе имя, но и, как минимум, восстановить Фрича в занимаемой им ранее должности, а может быть, и назначить его верховным главнокомандующим вермахта. Однако ни то ни другое сделать уже было практически невозможно, так как ни о каком возобновлении доверительных отношений между невинно пострадавшим генералом и Гитлером не могло быть и речи, что, в частности, подтверждат и сам Фрич.
Новому главнокомандующему сухопутными войсками генерал-полковнику Браухичу пришлось долго уговаривать Гитлера, прежде чем тот исполнил свой долг по отношению к Фричу. К Браухичу присоединились и многие другие генералы, которые требовали, кроме того, найти и строго наказать истинных виновников этого скандала.
13 июня 1938 года Гитлер собрал на совещание тех же офицеров и генералов вермахта, перед которыми он в свое время выступил с обвинениями в адрес Фрича. Он велел председателю имперского военного трибунала зачитать оправдательный приговор вместе с его подробной мотивировкой. Затем Гитлер вновь с пафосом заговорил о тяжелом потрясении, которое он пережил в связи с историей Бломберга, и признал, что несколько месяцев назад он принял в отношении Фрича слишком поспешное и недостаточно продуманное решение.
По словам фюрера, вынесенный Фричу оправдательный приговор расставил все по своим местам, однако сложившаяся в связи с этим ситуация не стала после этого менее драматичной. Дело в том, что ранее он, Гитлер, во всеуслышание объявил об отставке генерал-полковника по состоянию здоровья. Теперь он как глава государства не может позволить себе отменить принятое решение, не рискуя вызвать недоумение у народа. Все, что он мог сделать, так это написать Фричу письму с выражением глубокого удовлетворения по поводу оправдательного приговора. Кроме того, он решил публично засвидетельствовать свое уважение к бывшему главнокомандующему сухопутными войсками, назначив его почетным командиром 12-го артиллерийского полка, которым Фричу в свое время уже приходилось командовать. Первоначально Гитлер, по его собственным словам, хотел объявить об этом назначении на заседании рейхстага, однако политическая обстановка не позволяет ему сейчас выступить перед депутатами. В заключение фюрер подчеркнул, что предположения о том, будто бы уголовное дело против Фрича было заведено по халатности или неведению государственных чиновников, лишены всяких оснований. Истинных виновников следует, по его словам, искать среди нерадивых чиновников низшего звена, направивших следствие по ложному пути. Гитлер также заверил присутствующих в том, что история, подобная той, которая случилась с Фричем, больше не повторится.
Причины неспособности армии отразить удар
Сухопутные войска, их офицерский состав и, прежде всего, генералитет нередко упрекают в том, что они, во-первых, не смогли понять истинное значение нанесенного по ним 4 февраля 1938 года коварного и подлого удара, который лишь внешне был направлен только против их тогдашнего главнокомандующего, а во-вторых, ничего не смогли или не захотели противопоставить действиям высшего руководства рейха. Первый из этих упреков, к сожалению, является вполне справедливым. Получив удар исподтишка, мы действительно не осознали его смысл и значение, прежде всего потому, что по своему происхождению и воспитанию мы не были готовы к тому, чтобы поверить в способность властей к такого рода циничным и отвратительным акциям. Похоже, что даже сам Фрич, по крайней мере, сначала, верил в то, что он стал жертвой интриги, инспирированной Гиммлером. Было бы, однако, весьма опрометчиво делать из нашей неспособности понять истинный смысл происходившего и оказать сопротивление властям далеко идущие выводы относительно нашего обучения и воспитания, в результате которого мы будто бы превратились в «бездушных и бессердечных военных специалистов». Давайте задумаемся над тем, каким должно оыло быть наше воспитание, чтобы мы умели безошибочно распознавать направленные против нас интриги и могли решительно противостоять им. Разве в результате такого воспитания мы сами не превратились бы в самых настоящих интриганов? Что же касается нашего сопротивления действиям властей, то следует напомнить каждому, кто ждал его от нас, следующее: всякий, кто готов хоть однажды допустить мятеж, неизбежно будет допускать его и во всех остальных случаях. Но ведь именно дисциплина и субординация составляют основу любого государства!
Так что же могли и должны были сделать сухопутные войска для того, чтобы отстоять честь и достоинство своего главнокомандующего, судьба которого была неразрывно связана с судьбой его подчиненных?
Фрич решительно отверг идею мятежа против законной власти. Принять эту идею ему помешало осознание им своей ответственности перед государством, которая не позволяла ему использовать свое детище для защиты его личных интересов. Генералы с пониманием отнеслись к такой позиции своего начальника, так как и они не допускали мысли о том, чтобы поставить на карту плоды своего многолетнего труда по обучению и воспитанию немецких солдат. Слишком уже велик был тогда риск распада вермахта, с которым были связаны все надежды на безопасность страны. Наконец, любой мятеж всегда потенциально содержит в себе угрозу гражданской войны.
Остается еще вопрос о том, можно ли было с помощью решительных и сплоченных действий генералитета добиться более полноценной реабилитации Фрича и выявления и наказания истинных виновников этого скандала. Нельзя исключить, что в этом случае Гитлер пошел бы сначала на кое-какие
