– Но с чего ты взяла, что Гаевская там присутствовала? Может быть, это развлекались ее гости?
– Нет. Она была там. Я точно знаю. Они… они что-то обсуждали. Этот вечер и был главной причиной визита всех этих людей.
Вика поняла, что Катя что-то не договаривает и мучительно страдает от этого. Лицо ее пошло багровыми пятнами, она настойчиво отводила глаза и кусала губы.
– Ладно, пусть так, – сжалилась Вика. – Значит, утром ты Гаевскую не видела. А как вели себя гости?
– Ну… как тебе сказать…
– Да уж как есть, так говори. Тебе что-то показалось странным?
– В общем – да. Они были не в духе, причем все трое в равной степени. Хотя нет. Кажется, этот, как его, режиссер злился сильнее. Он едва держал себя в руках и разговаривал сквозь зубы.
– На него совсем не похоже, – задумчиво проговорила Вика, припомнив обходительные манеры старого плейбоя.
– Мне тоже так показалось. Когда он только приехал, то обаял всех подряд. Даже со мной, стыдно сказать, пытался заигрывать. Такой милый дядька, правда, несколько надоедливый. Впрочем, ты же имела удовольствие с ним общаться?
– Удовольствием я бы это не назвала, хотя некоторым подобное обращение нравится.
– Вот-вот. Тем более странно было видеть его в таком отвратительном настроении.
– А что остальные?
– Ну, Колпачихин был в своем репертуаре. Он за все время и двух слов не сказал, ни до ни после того утра. Только один раз устроил мне взбучку за то, что простыни оказались влажными.
Катя нахмурилась, припоминая неприятную сцену, тряхнула головой и закончила:
– А вот Окунцов вглядел почему-то испуганным и все торопился уехать, ссылаясь на какие-то дела.
– А о Гаевской они что-нибудь говорили?
– Почти нет. Только Двуреченский один раз не сдержался и обозвал ее старой каргой или что-то в этом роде.
– Ладно, с этими типами более-менее ясно. Что было дальше?
– Дальше… дальше я упала в колодец… – напомнила Катя смущенно.
– Прости, я совсем забыла.
– Ничего. Так вот, весь остаток дня я провалялась в кровати и к Гаевской явилась только сегодня утром… Ее в доме не было! То есть поначалу я этого даже не поняла, хотя и забеспокоилась. Она все время оставляла мне записки с распоряжениями на столе в гостиной, так как редко покидала свою комнату и большую часть дня проводила в постели. Даже обедала иногда лежа, а уж завтракала только там. И вот сегодня я вдруг не нашла никаких записок. Не зная, что делать, я подождала немного, думая, что она позовет меня. Специально шумела, чтобы она догадалась о моем присутствии. Даже включила пылесос, чего она терпеть не могла…
– И что?
– И ничего. Я не выдержала и пошла в ее спальню. Пусто. Постель разобрана, но когда – одному богу известно. Гаевская никогда ничего за собой не прибирала, так что понять, ночевала она в своей постели или нет, я не смогла.
– И часто она так вот исчезала?
– Никогда. Нет, конечно, она выбиралась иногда в город, но всегда предупреждала меня об этом. И вообще, все это выглядело как-то странно. Я сбегала в сарай, где она держала свою машину – старую 'Чайку' – она оказалась на месте. Николай, которого она использовала как шофера, тоже ничего не знал. Я не стала у него надолго задерживаться, чтобы не вызвать сплетен раньше времени, но он уверенно сказал, что Гаевская его не вызывала больше месяца. В общем, я весь день просидела в доме, как на иголках, снова и снова обшаривая его сверху донизу, заглядывая в самые укромные уголки.
– Ну, вряд ли ты полагала, что старуха затеяла с тобой игру в прятки.
Катя подняла на Вику изумленные глаза:
– Что ты имеешь в виду? – спросила она дрожащим голосом.
– То, что ты искала в доме не Гаевскую, а ее труп, не так ли? Ты ведь решила, что кто-то из троих прикончил старушку перед отъездом.
Катя какое-то время молчала, беззвучно шевеля губами, потом выдохнула:
– Как ты догадалась? Я и в самом деле боялась этого.
– И напрасно.
Катя нервно сглотнула, вытаращив на Вику глаза. Она явно ждала, когда подруга продолжит, объяснив свое странное заявление. Но Вика молчала, сосредоточенно разглядывая стену с торчащей из нее паклей.
– Вика, ты о чем? – не выдержала напряжения Катя.
Ответ Вики удивил в первую очередь ее саму. Она вдруг поймала ту мысль, что вертелась в ее голове с тех самых пор, как она прочла дневник. Мысль окончательно оформилась и теперь предстала перед ней со всей беспощадной ясностью.
– Думаю, что никто не убивал Гаевскую ни вчера, ни позавчера, ни сегодня.
– Слава богу…
– Погоди радоваться. Я думаю, что никакой ремиссии не было. Гаевская умерла три года назад, в какой-то Кленовой Горе – знать бы еще, что это такое, – а в деревню вместо нее вернулась самозванка. Ты понимаешь? Гаевской давно нет в живых!
Глава 19
– Бред какой-то, – выдохнула Катя после продолжительной паузы. – Ты соображаешь, что говоришь? Или у тебя есть факты?
– Фактов у меня нет, – призналась Вика. – Я вообще только что это поняла, хотя догадываться начала уже давно, как только увидела дневник.
– Какой дневник? О чем ты? Вика, ты меня пугаешь! – едва не плача, воскликнула девушка.
– Да я и сама напугана, – вздохнула та. – Одно дело, когда подозреваешь немощную старушку, и совсем другое – здоровую женщину, хитрую, умную и безжалостную. Убийцу, если уж быть честной. Особенно неприятно знать, что она сейчас находится где-то рядом, возможно, следит за каждым твоим шагом, поджидая удобный момент, чтобы разделаться.
Катя невольно завертела головой и съежилась на своем стуле.
– Ты что это – серьезно? – спросила она почему-то шепотом.
– Более чем. Смотри!
Вика поднялась с сундука, на котором сидела, откинула крышку, достала дневник и протянула его Кате. Та машинально взяла его в руки и тут же брезгливо взглянула на испачканные пальцы:
– Фу, грязный-то какой, – сморщилась она.
– Это не грязь, а сажа.
– И правда. Его что, пытались сжечь? И что это вообще за тетрадка?
– Это главная улика против мошенницы, – покачала головой Вика. – Настолько важная, что именно из-за этой тетради меня пытались отравить. Тетрадку хотели похитить, но взяли не ту по ошибке. Настоящая, как ты видела, лежала в сундуке, а на виду – безобидная тетрадка со стихами, такая же толстая и потрепанная.
Катя, завороженно слушая Вику, теребила в руках тетрадь. Не удержавшись, она открыла ее с конца, опустив глаза на исписанную мелким почерком последнюю страницу и воскликнула:
– С ума сойти! Это действительно дневник! Ты нашла что-нибудь важное?
– Более чем, – усмехнулась девушка. – Для многих эта тетрадь – настоящая удавка на шею. На протяжении многих лет Гаевская записывала каждый свой шаг. Неплохие получились бы мемуары, знаешь ли.
При этих словах лицо Кати как-то странно сморщилось, как будто она собиралась заплакать.
– Эй, подруга, что это с тобой? – забеспокоилась Вика.
– Прости меня, – всхлипнула Катя, – пожалуйста, прости!
– Да ты чего? В чем дело-то?!
