окрашивая их в легкий золотистый цвет. Зато другая, прежде скрытая, стала настоящим открытием – она была сплошь покрыта тонкой резьбой. Таинственные знаки окружали центральное изображение – удлиненный глаз внутри треугольника.
– Похоже на иероглифы, – заявил Юрка.
– Что-то египетское, – кивнула я. – По крайней мере, такой вот глаз в треугольнике у них точно присутствовал.
– И что он означает? – полюбопытствовала Наташка.
– Чего не знаю – того не знаю, – вздохнула я. – Но надписи эти мне почему-то не нравятся. Не слышала я, чтобы на зеркалах писали что-то. Не для того они предназначены.
– Надо бы показать специалисту. Только где его взять? – посетовала подруга, поверив наконец, что в ее руки попал настоящий раритет.
– Чем больше я смотрю на эти надписи, – задумчиво произнес Юрка, – тем сильнее мне кажется, что деревянная рама предназначалась для того, чтобы скрыть их от посторонних глаз. И форму изменили неспроста. Как будто хотели что-то замаскировать.
– Да уж, просто так уродовать такую красоту никто бы не стал, – согласилась Наташка. – Только я не думаю, что надписи окажутся чем-то загадочным. Мне кажется, что это что-то вроде нынешней гравировки. Ну, знаете, как иногда на часах делают или на портсигарах? Гравируют «такому-то от такого-то на добрую память», ну и так далее. Может такое быть? Может.
А вот я была с ней не согласна. Прав Юрка, надпись хотели скрыть, а значит, для кого-то она была очень важной. Эх, знать бы, что здесь написано!
Скорее из упрямства, чем в надежде обнаружить что-то стоящее, я продолжала внимательно изучать со всех сторон само зеркало и аккуратно отложенную в сторону раму. В кои-то веки моя настойчивость оказалась ненапрасной. Очень помогла лупа, которую я выклянчила у Наташки.
– Ура! – завопила я спустя некоторое время, подпрыгнув на месте и позабыв, что нахожусь в полусогнутом положении, наклонившись возле тумбочки. Эта непредусмотрительность обошлась мне довольно дорого. Ушибленный об тумбочку лоб загудел, как медный колокол, а бронзовый овал гулко ухнул в ответ.
– Ты когда-нибудь убьешься, – с сожалением констатировала Наталья.
– Что ты там нашла? – поинтересовался Юрка, отбрасывая в сторону очередную полосу старых обоев.
– Надеюсь, что немного ума, – проворчала его подруга. – Со своим у нее в последнее время что-то не очень. Будешь продолжать в том же духе – окажешься в инвалидном кресле задолго до пенсии, – пригрозила она без тени сочувствия.
– Не каркай. Я, между прочим, сделала важное открытие.
– Ну-ну, оно конечно, Ньютон ты наш доморощенный.
– Что там у тебя? – Юрка подошел поближе и с интересом заглянул мне через плечо. Наталья нехотя сползла с подоконника и присоединилась к нам, всем своим видом выражая неодобрение.
В эту минуту я была так довольна собой, что даже не рассердилась на ее обычный скептицизм. Теперь я могла доказать свою правоту! Мне вдруг захотелось торжественности. Приятно все-таки осознавать себя умной и сообразительной. Голосом Ливанова из знаменитого сериала про Шерлока Холмса я изрекла, поглядывая на своих друзей с выражением некоторого превосходства:
– Могу доказать, что это зеркало совсем недавно было куплено в ломбарде!
– С чего ты взяла? Антиквариат продают и в других местах: в салонах, на аукционах. А если учесть, что оно явно с Востока, то это мог быть даже блошиный рынок в Турции, – возразила Наташка.
– Погоди, Нат, пусть Агнешка объяснит, – попросил ее Юрка и незаметно подмигнул мне, чтобы подбодрить.
От гордости я, кажется, даже стала выше ростом.
– Все элементарно на самом деле! – важно заявила я. – Вот, смотрите сами. Видите следы белого порошка? Он забился в углубления рамы вот здесь и здесь. Наташка, возьми лупу, так ты ничего не разглядишь. Поначалу я подумала, что это тот самый яд, о котором мы тут говорили…
– А вдруг это на самом деле яд? – встревожилась Наташка.
– Да нет же.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Я его попробовала, – со вздохом призналась я.
– Ненормальная! – ахнула подруга испуганно.
– Ладно тебе… С ней ничего, к счастью, не случилось, – попытался заступиться за меня Юрий, но и в его голосе слышалось сомнение. Ясно, теперь и он считает меня чокнутой.
– Да ну вас! Я порошок по запаху сразу узнала и поняла, что никакой это не яд, а обыкновенный «Пемолюкс». С запахом лимона, если вам интересно. У меня дома точно такой же.
– Ладно, про «Пемолюкс» понятно. Но при чем тут ломбард? – спросила Наталья въедливо.
– При всем. Зеркало чистили этим порошком!
– И что?
– Ты рекламу по телику видела? Там еще голос так убедительно за кадром говорит про царапины, которые остаются на поверхности при применении таких порошков. Если зеркало – ценный, уникальный предмет, то кто же решится на подобное кощунство? Да любой коллекционер пылинки с него сдувать будет! А вот в ломбарде почистят чем угодно, лишь бы придать вещице товарный вид. Видишь, как зеркало блестит на открытых местах? А вот тут, под рамой, оно покрыто налетом, чем-то вроде паутины. Зеркало, очевидно, провалялось в закладе довольно долго, и ломбардщику не терпелось поскорее его продать. Вот он и надраил его до блеска тем, что подвернулось под руку.
– По-моему, не слишком убедительно, – неуверенно протянул Юрка, взглянув на меня извиняющимся взглядом. – Как ты можешь определить, что зеркало пробыло в ломбарде долго?
– Я еще и не то могу, – хмыкнула я снисходительно. Меня здорово раздражало недоверие этой парочки. А еще друзья называются. – Ладно уж, объясню, раз вы такие непонятливые, – сказала я со вздохом. – Если внимательно посмотреть на раму, то видно, что краска в верхнем правом углу светлее, чем в других местах. Видите?
– И что? Рама вообще покрашена очень небрежно, – откликнулась Наташка.
– Небрежность тут ни при чем, – покачал головой Юрка. – Это явно выгоревшее на солнце место. Теперь я тоже вижу. Но что это может означать?
– Зеркало долго лежало возле окна, и солнце попадало на это самое место изо дня в день. Долго. Наверное, несколько месяцев. Летом. Зимой и осенью солнце недостаточно яркое, чтобы оставить такой след. К тому же, насколько я помню, минувшее лето как раз было очень солнечным и жарким. Из того, что рама выгорела не полностью, а только сверху, можно сделать вывод, что лежало оно под углом. Вот так.
Я приподняла верхнюю часть зеркала градусов на сорок пять.
– Значит, оно лежало на витрине, – сделала я окончательный вывод. – На витрине, стоящей у окна.
– А ты знаешь, в твоих рассуждениях действительно что-то есть, – одобрительно кивнул Юрка. – Ты молодец. Вроде все так просто, но я бы не догадался. Зря ты, Наташка, на нее ворчала. Соображает девчонка.
– Иногда, – нехотя признала поражение самолюбивая подружка.
– И это еще не все! – вдохновенно воскликнула я, порозовев от смущения. – Есть еще одно доказательство того, что зеркало побывало в ломбарде. Там, на задней стенке, остались следы клея, к которому пристал клочок сероватой бумаги. На чем-то подобном в ломбардах и комиссионках выписывают квитанции, которые потом на вещи цепляют.
– Мне кажется, сейчас такими бланками не пользуются, – пробормотал Юрка, разглядывая заднюю стенку рамы.
– Пользуются, если ломбард маленький и небогатый.
– А что вообще дает эта информация про ломбарды? Какая разница, где зеркало побывало до того, как попало к нам? – резонно спросила Наташка.
