А Штаты все медлили и медлили. Миновал один месяц, затем другой — английские министры на наскоки Матвеева объявляли: дожидаются герцога. В первых числах ноября герцог наконец объявился. К чести его, на другой же вечер дипломат английский посетил русского посланника. Пили ром и глинтвейн.
— Нет возможности вас обнадежить, Андрэ, — развел руками герцог. — Я старался. Я встретился со всеми, от кого решение этого вопроса в зависимости стоит. Штаты склонны к согласию, но предстоят большие хлопоты, чтобы убедить к тому союзников.
— За чем же дело стало? — поднял чашу Матвеев.
— В том беда, что время военное. А военные действия порой непреодолимые трудности создают.
— Герцог. — Матвеев поставил чашу на стол. — Я прошу вас ответить без увороток, как честного человека. Сами знаете, от слова «халва» во рту сладко не станет. Может мой государь рассчитывать и надеяться или надежды эти будут праздными?
Мальбрук пожал плечами.
— Смею надеяться, что все будет хорошо, — сказал он.
— Могу ли я сообщить о том государю? — настаивал Андрей Артамонович.
— Отчего же нет? — удивился герцог, тонко улыбнувшись. Вместо действия Матвеев слал в Москву обещания да обнадеживания.
Ах, дипломатия! Куснуть с улыбкою, а за делом порой и своего не забыть урвать! Фанденберг доносил, что у герцога есть свои интересы — за содействие видам царя герцог Мальбрук желал получить российское княжество. О том и объявил в Гааге Его величества агенту Гюйсену. Матвеев и Гюйсен немедля донесли о желаниях английской лисы своему шефу Головкину. Тот отнес донесения Петру Алексеевичу. Царь ознакомился с ними, некоторое время молчал, потом сказал:
— Черт с ним! Ежели герцог будет усилия свои к исполнению желаемого принимать и немалых успехов в том добьется, то пусть выбирает любое княжество из Киевского, Владимирского или Сибирского. В действиях своих вольно ему будет, пусть всяким образом ублажает королеву, пусть хоть ее е…т, а миру доброго со шведам нам добьется. Ежели он оное учинит, то обещай герцогу, что до конца жизни ему будет с княжества по пятьдесят тысяч ефимков ежегодно и орден Андрея Первозванного прислан будет с брильянтами да рубинами.
«Посланник» с подводкою был направлен к английским берегам в третий раз! На сей раз сундучок, доставляемый в Англию, заметно потяжелел.
Глава восьмая
Мимо шведских берегов, стороною, неторопливо покачиваясь на волне и раздувая паруса попутным ветром, «Посланник» двигался привычным уже курсом. Во все стороны от корабля расстилался легко волнующийся голубец — все же в голомени шли, не жались к берегам.
Бреннеманн хозяйственно прошелся по палубе, выхватывая глазом матросские упущения, дал команду боцману, постоял немного на мостике, оглядывая горизонт в подзорную трубу. Близких парусов не было, и капитан со спокойной душою прошел в кают-компанию. Капитан-лейтенант Раилов сидел за столом и читал «Ведомости». Читал он их с комментариями, поэтому выходило изрядно забавно.
Григорий Суровикин лежал на постели и, что называется, давил хоря — уж больно жалобные всхрапывания из его угла доносились. Рука минера свисала до полу, рот был полуоткрыт, мускул на скуле подергивался, словно бы славного минера донимала шальная муха. Надо было заметить, что последнее время Григорий Суровикин изменился к лучшему, серьезнее стал, на купцов с агрессия ми не ходил, да и пьянство его резко сократилось. Может быть, тому способствовал приезд в Петербург суровикинской жены с двумя черноглазыми казачатами, которые лицом были вылитые папаньки, только моложе и без усов. Жену Григория Суровикина звали Дарьей, была это разбитная и по-донскому плавная казачка лет тридцати. Муженька своего она знала предостаточно, поэтому стоило тому задержаться, как Дарья отправлялась к «Трем ершам» или в «Ерофеич» и действительно моментально находила мужа. Если Григорий был трезв, то напиться он уже не успевал, а ежели он все-таки Бахусу дань уже отдал, то Дарья его воспитывала, как истинная Пандора, с таких потчеваний либо разом протрезвеешь, либо в унынии вечор весь быть останется. Впрочем, по всему было видно, что женку свою Григорий крепко любил, в детях же вообще души не чаял. «Мои Минька да Коська, придет время, отца в чинах обгонят, — хвастал он иной раз собеседникам в «Ерофеиче». — Сейчас уже в цифирную школу бегают, а придет время, государь их в заграницы учить отдаст. Бравые выйдут из них моряки. Здесь-то к тому времени им делать нечего будет, покорим мы шведа, а вот в схватках жестоких с Портою пацаны мои себя еще окажут!»
Капитан Бреннеманн сел за стол и принялся неторопливо набивать добрую английскую трубку пахучим голландским табаком.
— Ивана не вижу, — сказал он.
— Подводку доглядает, — пояснил Раилов, не прерывая чтения. — Он же какой? Не привык без дела сидеть. А вдруг спуск ожидается быстрый? Надо, чтобы все у него было в готовности. Воду поменяет, сухари переменит, воздушные банки подновит, чтобы все по регламенту было.
— Жениться ему надо, — сказал сердито Бреннеманн.
— Для Ваньки жениться не напасть, он все боится, как бы не пропасть, — рассеянно отозвался Раилов. — Ты смотри, Иоганн! Опять отказано нам бесчестно в осво бождении пленников, что в семисотом под Нарвою в полон к неприятелю угодили. Как бы не пришлось нам и по их душу в плаванье пускаться… Как мыслишь, капитан?
— Чаю я, что акциденции малые шведским сенаторам да министрам предложены были, — покачал головой капитан «Посланника», раскуривая трубку. Над столом вились сизые дымные кольца. — Вот уж служба холопья ругаются промеж собой государи, а сидельцами все военачальники случаются, и головы дипломатам рубят.
— Кстати, — поднял голову Раилов, — а где Андрей Иванович?
— На палубе сидит, — сказал Бреннеманн. — Выкатил бочонок с солониной, уселся и в глубины морские поплевывает.
— Грех это. — Раилов бросил «Ведомости» на стол, неторопливо и со вкусом потянулся.
— Это нам с тобой грех кормильца своего оплевывать, — возразил капитан. — А Андрей Иванович дипломат все ж таки, он вкуса морской соли не знает, мозолей от пеньки не нагреб. Ему-то все равно.
— Ладно мы. — Раилов встал, обеими руками приглаживая черные волосы. Парик его лежал подле газетки и треуголки на столе, и надевать его капитан-лейтенант не торопился. — А вот ему-то каково бестолково по морю шляться?
— У каждого своя служба, — сказал Бреннеманн. — Вишь, там, в Англии, Андрей Артамонович не справляется, вот мы ему тайную подмогу везем.
— Да што ж, неужто он там сам с кем надо встретиться не может? — усомнился Раилов. — Чай, ему ближе там, не близкий ведь путь с Петербурга в Лондон тащиться.
— Яков, Яков, — покачал головой Бреннеманн. — И ведь большенький уже, а разум по-прежнему… э-э-э… ди-тячий. Что ж мы подводку нашу под холстами прячем?
— Секретность блюдем, — усмехнулся Раилов.
— Вот и Андрею Ивановичу Остерманну мы должны секретность… э-э-э… в его действиях обеспечить. Посланник в Англии у всех на виду, с кем надо встретиться без опасений не может. А ежели и встретится, то есть такие секреты, коие э-э-э… лишь государю в прямые уши доверить можно. А посланник из Англии уехать не может, у него там забот вполне достаточно. Понятно тебе, капитан-лейтенант?
— Ясный перец, — снова засмеялся Раилов.
В каютувошел озабоченный капитан-лейтенант Мягков. Светлые усики его были гневно вздернуты.
