— Эльвиру, пожалуйста! Элечка, ты «Криминальный канал» смотришь? Кого там сегодня застрелили у почтамта? Кого? Да ты что! Не может быть! Вот ужас-то! Он что, в маске был? Да ты что! Опоздали, говоришь? А когда они вовремя приезжали? Им только пьяных ловить, которые нажрутся так, что уйти никуда не могут!
Замок двери щелкнул, и Аллочка торопливо сказала трубку:? Ладно, Элечка, пока. А то тут мой квартирант при шел. Ага! Я тебе потом перезвоню! Целую, родненькая, целую!
Вячеслав Николаевич Коробков снимал в прихожей туфли.
— Слава, это вы? — Алла выплыла из комнаты. — Добрый вечер. Хорошо, что вы сегодня пораньше, а то тут под телевизору такие ужасы показывают, что к дверям подходить страшно! Представляете, сегодня в центре города Кувалдина убили. Авторитета нашего местного. Прямо у машины, представляете? Говорят, из автомата расстреляли. Но наша милиция, как обычно, приехала, когда преступник уже сбежал. Славочка, что же это такое делается? В центре города, днем, представляете? В центре города у всех на глазах человека из автомата! Теперь и в город страшно выходить, сами видите, что делается! Беспредел полный.
Коробков устало махнул рукой:
— Вам-то, Аллочка, чего бояться? А насчет Кувалдина… Разве это человек, Аллочка? Это видимость человека. Это таракан в образе человека. Нежить, одним словом. Таких, как Кувалд их, дустом морить надо!
Аллочка поджала губки.
— Может быть, вы и правы, Славочка, но, по-моему, это нецивилизованно. Если он наркотики продает, то ловите его, судите, стрелять-то зачем? И так уже скоро мужиков не останется. Одни импотенты да голубые! Вы чай пить будете?
— Буду, — как-то деревянно и безжизненно улыбнул ся квартирант. — Вы, Аллочка, всегда знаете, что человеку нужно после трудного дня.
Новикова скользнула на кухню.
— Будет вам чай, — сказала она. — С лимоном. Я сегодня на базаре была, целых три штуки купила! А пахнут они как!
Но чаю Коробкову попить так и не довелось. В дверь позвонили, и Алла, мило улыбнувшись квартиранту, выплыла в коридор.
— Кто там? — пропела она,
— Милиция, — сказали за дверью. — Откройте, Алла Николаевна, мне с вами поговорить надо!
— С-сейчас, — с запинкой сказала Аллочка, глядя на квартиранта.
Коробков странно напрягся, посмотрел отсутствующим взглядом на окно и, пробормотав: «Господи! Некстати-то как!» — извлек из-под куртки пистолет и, сунув ствол в рот, не задумываясь, выстрелил.
Аллочка истошно закричала, непослушной рукой пытаясь открыть замок, и с трудом, но все-таки открыла его. В коридор шагнул хорошо знакомый Аллочке участковый Алексей Чупунов. Выстрел он слышал, поэтому, оттолкнув Аллочку в сторону, участковый смело ринулся на кухню и замер в дверях, испуганно глядя на растекающуюся по полу кровь.
— Я ж паспортный режим проверить, — сказал он. — Вот, блин, кино. А мне говорят, квартирант у тебя. Дай, думаю, зайду, документы твоего квартиранта посмотрю… А он… Вот, блин, дела… У тебя телефон работает? Надо же опергруппу вызвать…
Глава шестая
Первое, что он ощутил после пробуждения, был холод. Сознание медленно овладевало лежащим Молибиным, и с холодом, врывающимся в надорванный Кокон, в душу входила звонкая тоска, которая делала пробуждение невыносимо горьким. Молибин встал и обнаружил, что стоит посреди сырого темного подвала голым. На низком потолке темнели пятна плесени, от стен несло промозглой сыростью. Рядом с Молибиным топорщился разорванными острыми краями Кокон, и Молибин понял, что пришло время очередного рождения. Память сохранила все. Он помнил, что последний раз застрелился в Волгограде. Глупо застрелился, как институтка, прямо в квартире, которую он снимал. Он как раз возвратился Домой, успешно расстреляв торговавшего наркотой волгоградского авторитета, а тут принесло участкового, и Молибин запаниковал, ведь в тюрьму ему попадать никак нельзя было. Наше гуманное правосудие сейчас вышки не дает, а пожизненное заключение для Молибина было хуже смерти.
Боль и ужас перенесенной смерти все еще жили в нем, на эту боль слоями ложились прошлые боли и тоска от того, что еще только предстояло совершить.
Он наклонился, забираясь обеими руками в Кокон. Сумка была на месте. В сумке лежала одежда, все тот же «Макаров» со спиленными номерами и пачки уже непригодных к этому времени денег. Остальное хранила память.
Он снова поразился своей прошлой предусмотрительности. Десять лет назад никто не мог знать, что произойдет с ним и где, но все-таки расчеты жившего тогда человека оказались верными.
