и его приверженцам обеспечивали единственное решение, приемлемое для обеих сторон. Все же, как австрийский уроженец, он ощущал особые обязательства по отношению к происходящему в этой стране, и этому навязчивому стремлению было суждено омрачить результаты всей моей деятельности. Он рассматривал ограничения, наложенные на деятельность австрийских нацистов, как личное оскорбление.
Этого не был способен или не желал понять Шушниг. Он заявил на процессе Гвидо Шмидта: «На протяжении многих лет я был знаком с некоторыми из германских националистов и восхищался многими из их личных качеств, но в политическом плане я никому из них не доверял. Единственным исключением являлся Глайзе-Хорстенау, причем я верил его утверждению, что он не принадлежит к национал- социалистам, и в любом случае не допускал проявлений его политической самостоятельности». Вполне резонно задать вопрос: какая же из двух сторон подписала соглашение, будучи неискренней?
Как только соглашение было подписано, австрийское правительство объявило амнистию политическим заключенным. Количество подпавших под нее дает некоторое представление о масштабах применения полицейских методов, направленных на то, чтобы заставить молчать оппозицию. За шесть месяцев 1936 года на свободу было выпущено 15 583 человека и только сорок были оставлены для суда. В своих докладах Гитлеру я привлекал его внимание к тому, что это свидетельствует об искреннем стремлении австрийского правительства к мирному развитию отношений.
В октябре в отношениях Шушнига с хеймвером и его вооруженными формированиями произошел новый кризис. После смерти Дольфуса Штаремберг стремился создать для себя независимое положение. После запрета вооруженных формирований социалистов только хеймвер и армия оставались организациями, способными прибегнуть к оружию – в особенности после того, как соперник Штаремберга майор Фей был убран с поста начальника полиции. Хеймвер, таким образом, превратился в доминирующую политическую силу, а в 1935 году, как я уже упоминал, Штаремберг надеялся с помощью Муссолини занять, подобно адмиралу Хорти в Венгрии, положение регента.
Преувеличенная зависимость Штаремберга от Италии привела к конфликту с Шушнигом, который сам имел тесные контакты с Муссолини, но предпочитал ассоциироваться с западными державами вместо того, чтобы создавать рабскую копию фашистской системы. Внешнеполитическая ориентация хеймвера всегда казалась мне главным препятствием на пути Австрии к проведению более дружественной по отношению к Германии политики. Весной 1935 года я некоторое время надеялся на то, что коалиция между христианскими социалистами и сторонниками Большой Германии может стать противовесом политике хеймвера, в особенности потому, что мне было известно большое неудовольствие, с которым австрийский канцлер относился к усилению Штаремберга. Однако сам Штаремберг предпочел ответить на это усилением армии и включением в ее состав вооруженных формирований хеймвера в качестве резерва.
К тому же Штаремберг был легитимистом в том смысле, что стремился привлечь к себе круги, отстаивавшие необходимость реставрации монархии. Несмотря на это, монархисты относились к Шушнигу и Штарембергу с недоверием, и попытка Штаремберга в декабре 1935 года завязать тесные отношения с эрцгерцогом Отто никаких определенных результатов не дала. Ему удалось удержать при себе своих последователей-монархистов только путем отказа от планов установления регентства и признанием преимущественных прав дома Габсбургов. Когда его друг Бергер ушел с поста министра иностранных дел, Штаремберг постарался упрочить свое положение, потребовав для себя большего контроля в делах армии. Против этого возражал Шушниг, поскольку его планы ремилитаризации были рассчитаны на уменьшение влияния хеймвера, а не на его усиление. Весной 1936 года канцлер начал разоружение его формирований, почувствовав к тому времени, что достаточно укрепил свое положение, чтобы открыто противостоять Штарембергу. При изоляции Муссолини, последовавшей за войной в Абиссинии, и движении в направлении большего взаимопонимания с Германией, не говоря уже об июльском соглашении, Шушниг получил возможность полностью нейтрализовать Штаремберга. Князь предпринял последнюю попытку восстановить свое влияние в правительстве, но она была отвергнута Шушнигом, который решил окончательно распустить формирования хеймвера. Его приказ об этом вызвал совсем мало волнений. Страна в целом желала мирных отношений с Германией и верила, что именно на это направлена политика канцлера. Он совершенно точно в психологическом отношении выбрал момент для разрыва со Штарембергом, Феем и компанией.
Новые перестановки в кабинете произошли 3 ноября. По крайней мере со стороны казалось, что министров, известных своими сильными антигерманскими настроениями, заменили люди, с большей симпатией относившиеся к идее австро-германского сотрудничества. Новым министром безопасности был назначен герр фон Нойштедтер-Штюрмер, которого я характеризовал Гитлеру как человека с взглядами германского националиста. Я не был вполне уверен, что это соответствует действительности, но очень хотел привести доказательства верности Шушнига. Канцлер заверил меня, что полиции будут даны указания переменить отношение к тем, кто добивается объединения с Германией, но при этом просил объяснить Гитлеру, что для укрепления хороших отношений потребуется время. Глайзе-Хорстенау стал министром внутренних дел в предположении, что он использует свое влияние для установления более спокойной атмосферы.
Во второй половине ноября новый министр иностранных дел доктор Гвидо Шмидт нанес официальный визит в Германию. Я сам предложил этот шаг, чтобы предоставить ему возможность установить личные контакты с Гитлером и Нейратом и обсудить насущные экономические проблемы Австрии. Ее основной интерес заключался в оживлении туристической торговли, чего можно было достигнуть, если бы нехватка в Германии австрийских шиллингов была компенсирована увеличением экспорта. Я также известил Берлин о желании Шмидта еще больше улучшить отношения между двумя странами путем обмена дружественными декларациями. Он хотел выступить с похвалой достижений национал-социалистического режима и его вождя и надеялся, что Германия, в свою очередь, сделает аналогичное заявление в отношении австрийского канцлера. Я был уверен, что Шушниг ищет только удобного случая, чтобы публично выступить с дружественными комментариями, и предложил Нейрату предоставить Шмидту, после его беседы с Гитлером, возможность сделать заявление для австрийской прессы. Я рекомендовал такой текст: «В моей беседе с фюрером, которая касалась наших важнейших проблем, он с теплотой и одобрением отозвался об усилиях австрийского канцлера, направленных на улучшение внутреннего и внешнего положения Австрии. Он с особой благодарностью вспомнил о тех годах, когда канцлер Австрии сражался солдатом в рядах бывшей австро-венгерской армии за общие цели германских народов». Этот текст был одобрен Гитлером.
Я сопровождал Шмидта в Берлин, где он имел личную конфиденциальную беседу с Гитлером и Герингом и, как мне кажется, остался совершенно доволен. В ходе многочисленных празднеств и официальных обедов, которые все прошли в сердечной обстановке, он говорил с большинством министров и партийных деятелей и получил ясное представление об их отношении к мировой ситуации в целом и к проблемам Австрии в частности. Протокол, согласованный по результатам визита, опубликован не был. В нем содержались следующие положения:
a) Единый фронт обоих правительств направлен против угрозы, которую представляет для свободы и безопасности в Европе коммунизм.
b) Оба правительства согласны сотрудничать в центральноевропейских делах и обязуются не подписывать экономических соглашений с дунайскими странами без предварительных консультаций.
c) Реализация июльского соглашения: урегулирование статуса германских граждан в Австрии; взаимные культурные обмены и постепенное снятие ограничений печати с обеих сторон; решение проблемы австрийских эмигрантов в Германии; расширение коммерческих отношений и туристической торговли.
Нейрат добавил, что он сильно заинтересован в скорейшем включении в работу австрийского правительства сторонников Большой Германии, и заверил, что нацистской партии в Германии будут даны указания строго соблюдать условия соглашения.
Едва закончился визит Шмидта, как австрийский канцлер выступил в Клагенфурте с речью перед членами своего Отечественного фронта. У этого движения, сказал он, существует три потенциальных врага: коммунизм, которого не следует слишком опасаться, национал-социализм и пораженческие настроения в собственных рядах. Он заявил, что австрийский нацизм следует рассматривать как врага австрийского правительства и народа.
