со мной, он находился в Эссене, где и узнал о предполагаемом назначении доктора Брахта. Он поспешил в Берлин, чтобы предупредить об этом своего премьер-министра и коллег. Я мог бы только еще больше укрепиться в своей решимости, если бы получил тогда информацию (остававшуюся мне в ту пору совершенно неизвестной) о том, что несколькими днями ранее по инициативе Гиртзифера состоялось совещание премьер-министров южногерманских земель, в котором приняли участие Зеверинг, сам Гиртзифер и Клеппер. Они обсудили сложившееся положение, специально остановившись на возможности силового противодействия любым попыткам правительства рейха назначить рейхскомиссара для Пруссии. Слухи об этом уже появлялись тогда в прессе. Представители южной Германии пообещали им свою полную поддержку, и было решено, что правительство Пруссии, в случае возникновения угрозы своей власти, должно будет ввести чрезвычайное положение и наделить социалистические военизированные отряды «Reichsbanner» правами вспомогательной полиции. Гинденбурга предполагалось незаметно устранить от дел, а правительство рейха вкупе с лидерами нацистской партии подвергнуть аресту. Управление страной должна была взять на себя директория, составленная из премьер-министров пяти крупнейших земель. Клеппер также утверждает, что эти проекты обсуждались с председателем прусского Государственного совета – верхней палаты земельного парламента – доктором Аденауэром и с государственным секретарем доктором Шпиккером, причем оба они высказали свое согласие с предложенным планом.
Как я уже говорил, все это было мне в то время совершенно неизвестно, однако эти сами по себе в высшей степени изменнические намерения создают довольно интересный фон для событий, которые произошли тогда в действительности. Исполнение декрета не вызвало никаких инцидентов. Браун, болея, находился у себя дома, но, как только узнал о происходящем, немедленно отправился в свою канцелярию на Вильгельмштрассе. Там ему было объявлено, что доступ в помещения для него воспрещен, и он был вынужден вернуться домой, где немедленно составил жалобу в земельный Верховный суд.
Зеверинг вернулся в министерство внутренних дел и дал указание своей полиции не обращать внимания на приказы правительства рейха. Фон Рундштедту было приказано отправиться с новым начальником полиции в полицейское управление, чтобы потребовать ухода в отставку его прежнего начальника, его заместителя и полковника Хейманнсберга, руководителя жандармерии. Все они отказались это сделать, в результате чего были арестованы отделением солдат под командой одного офицера. Через час они все были отпущены, после того как каждый из них подписал заявление такого содержания: «После своего насильственного удаления от должности я объявляю о готовности отказаться от исполнения своих прежних обязанностей». Сам министр, когда ему сообщили о приходе лейтенанта и двенадцати солдат, требующих от него сдачи министерских печатей, встал со своего места и заявил: «Я подчиняюсь силе», после чего покинул министерство.
В тот же вечер я обратился по радио к нации. Я объяснил, что изменение партиями веймарской коалиции регламента работы прусского парламента сделало невозможным избрание премьер– министра. Правые партии, национал-социалисты и немецкие националисты, имеют в парламенте 47 процентов депутатских мест. Отказ партии центра вступить с ними в коалицию означает невозможность собрать большинство. Коммунисты, имея 16 процентов мест, заняли ключевую позицию и приобрели доминирующее влияние в прусских делах. Их целью является ниспровержение государственного строя, а их методами – разрушение религии, морали и культурных ценностей нашего народа. Их террористические группировки начали использовать в качестве орудий политической борьбы насилие и убийство. Я заявил, что в обязанности всех правительств входит проведение четкой разделительной линии между врагами государства и теми силами, которые ведут борьбу за будущее народа. Угроза альянса между социалистами и коммунистами сделала необходимым применение насильственных мер.
Новый начальник берлинской полиции Мельхер, надежный и в высшей степени квалифицированный государственный служащий старого типа, скоро добился восстановления нормальных условий жизни. Требование президента о прекращении уличных беспорядков было выполнено без каких бы то ни было осложнений или жертв.
В радиопередаче, предназначенной для Америки, которую транслировала Национальная радиовещательная компания, я определенно заявил, что мое правительство было вынуждено вмешаться в ситуацию из-за угрозы возникновения гражданской войны, которая могла бы развиться на основе конфликта левых и правых радикальных политических партий. По всей вероятности, мое резкое осуждение революционной природы и намерений коммунистов стали в наши дни намного понятнее для зарубежного мира, чем это было двадцать лет тому назад.
Германские социалисты, да и сам Нюрнбергский трибунал, ссылаются на события 20 июля 1932 года как на
Никто из историков не может с уверенностью утверждать, что эти события нанесли веймарской коалиции удар, оказавшийся смертельным. На самом деле этот удар был нанесен еще земельными выборами, которые были проведены 24 апреля 1932 года. Партии веймарской коалиции оказались в меньшинстве более чем в сто депутатских мест. Возможно, они считали, что демократией является только такое положение вещей, при котором они оказываются в большинстве. Свободное избрание большинства, принадлежащего к другим партиям, они рассматривали как «попытку ниспровержения республики». Тем не менее даже тогда некоторые социалисты оказались достаточно честными для того, чтобы признать в этом знамение времени. Один из их руководителей, Карл Мирендорф, писал 8 ноября 1932 года в «Sozialistische Monatshefte»: «Влияние республиканских партий в Пруссии подорвано результатами апрельских выборов. Изменение в балансе сил, причем чисто конституционными методами, является только вопросом времени».
Общенациональные выборы, состоявшиеся 31 июля, принесли очередное доказательство того, что народ в целом решил порвать с длинной чередой правительств, сформированных партиями веймарской коалиции. Из общего числа в 36,8 процента голосов им удалось разделить между собой всего лишь 12,9 миллиона. Напротив, количество голосов, поданных за нацистов, возросло с 6,4 миллиона до 13,7 миллиона, в результате чего они получили 230 депутатских мест вместо прежних 110. Их доля в процентах от общего количества голосов почти в точности совпала с результатом, полученным ими во втором туре президентских выборов. Они превратились теперь в важнейшую партию, и никакое парламентское большинство не могло быть составлено без их участия. Эти события, но в еще большей степени результаты апрельских выборов в Пруссии, когда нацисты собрали 38,5 процента голосов, показывают полную несостоятельность обвинения меня в том, что увеличение их влияния явилось результатом отмены мной запрета организации «коричневых рубашек». К концу июля мое правительство находилось у власти всего восемь недель. Настоящая причина роста популярности нацистов заключалась в отчаянном состоянии германской экономики вкупе с общим разочарованием результатами Лозаннской конференции.
На следующий день после выборов я сказал в интервью, данном агентству Ассошиэйтед Пресс:
«Результаты выборов показывают, что для национал-социалистического движения настало время принять активное участие в работе по восстановлению нашей страны. Нынешний рейхстаг, состоящий, по существу, из одной палаты, не имеет той системы сдержек и противовесов, которая в американском конгрессе воплощается в его сенате. Мы в Германии остро нуждаемся в создании настоящей верхней палаты и в таком изменении нашей избирательной системы, которая бы обеспечивала персональную ответственность каждого депутата. Мы не собираемся заниматься изменением общего характера государственных институтов, но только восстановлением некоторого порядка в рамках существующей структуры».
Я по-прежнему готов утверждать, что в этом заявлении я раскрыл основную слабость веймарской конституции. Было совершенно необходимо ввести систему голосования по индивидуальным
