Ацтеки, майя, инки. Великие царства древней Америки

игравшего роль водной улицы. Там у дома была своя пристань для выдолбленного из дерева каноэ. Дома знатных людей были двухэтажными, построенными из камня тецонтли, и имели плоские крыши. В городе было «много широких и красивых улиц», – написал анонимный конкистадор; по всей вероятности, они были построены из кирпича-сырца, так как, на его взгляд, они «были сделаны наполовину из затвердевшей земли, как кирпичная мостовая». Многие, если не большинство, таких «улиц» представляли собой каналы, как в Венеции. «Есть главные улицы, целиком водные, по которым можно проплыть только на каноэ». У каждого жилища был небольшой клочок земли, садик; это явствует из обрывка ацтекской карты (составленной около 1480 года), нарисованной на бумаге аматль, на которой четко изображены отдельные дома, земельные участки, улицы и большие каналы.

Теночтитлан был поделен на двадцать частей (кальпулли), которые испанцы называли barrios (районы – исп.). Мы будем называть их родовыми общинами. У каждой общины был свой собственный храм (теокалли) и школа; у каждого района было свое название и эмблема. На самой большой площади стояла огромная пирамида Уицилопочтли и Тлалока. Сооружение высотой свыше 60 м было двухступенчатым и состояло из двух храмов. Храм слева, выкрашенный белой и синей краской, был храмом национального бога, волшебника колибри; другой храм, выкрашенный белым по кроваво-красному полю, был посвящен богу дождя и произвел очень сильное впечатление на испанцев. «Он такой, – пишет Эрнан Кортес, – что никакой человеческий язык не в силах описать его размеры и величие». Хотя отец Акоста попытался сделать это: «На вершине храма находились две… часовни, а в них стояли два идола». Данные постройки покоились на площади около 4 м², так как пирамиды, как и везде в Мексике, были усеченными. Берналь Диас поднялся на огромную пирамиду и сосчитал ступеньки: их было 114, ведущих к храмам, где Кортес и Монтесума провели свою знаменитую беседу о достоинствах богов. Стропильные балки и камни были прекрасно обработаны. Это было такое священное место, куда мало кто мог войти, и, когда Кортес захотел удалить идолов и поставить на их месте крест, Монтесума прервал встречу, сказав, что «ему надо помолиться и сделать жертвоприношения во искупление огромного греха (татакуль), который он совершил, позволив нам подняться на эту величайшую святыню…». Рядом со ступенями находился большой жертвенный камень; Берналь Диас содрогнулся при мысли о нем: «[Сюда] они клали несчастных индейцев, чтобы принести их в жертву; там был массивный идол, похожий на дракона… и много крови…»[17]

Огромная, мощенная камнем площадь имела такие же размеры, что и zocalo (центр главной площади – мекс.) в современном Мехико: 158,5 на 183 м. И на этой площади стоял огромный теокалли с четырьмя пирамидами меньших размеров по бокам. Это был храм Кецалькоатля, округлое сооружение, обвитое зелеными змеями с открытыми клыкастыми пастями; здесь было возвышение для гладиаторских боев, площадка для священной игры в мяч, по одну сторону которой находилась резиденция жрецов, совершающих обряды, а по другую – дом военного Ордена Орла, военной элиты. Рядом с площадкой для игры в мяч находился частокол черепов (цомпантли), на котором висели черепа людей, принесенных в жертву. Три насыпные дороги заканчивались на главной площади (точно так же, как и в Куско, столице инков, дороги «четырех четвертей», которые пересекали вдоль и поперек их страну, заканчивались или начинались на главной площади). Из них дорога на Истапалапу вела на юг, по ней-то испанцы и вошли в город. Вода поступала в город на эту огромную площадь, а отсюда она либо бежала по трубам в другие части города, либо ее набирали здесь в кувшины – и по сей день можно увидеть, как это делают здесь женщины. Город, белый и сияющий на солнце, с варварски раскрашенными домами и храмами в окружении синего озера, вероятно, показался городом, плывущим по воде, чем-то из «Тысячи и одной ночи», с его садами и птичниками, и множеством народа, живущего спокойной, мирной жизнью. Таким он показался Берналю Диасу: «Мы были поражены и сказали, что он похож на волшебство из легенды об Амадисе». Впечатление, которое произвел город, было таким устойчивым, что, даже когда тому же самому Берналю Диасу исполнилось 84 года (а прожил он 101 год. – Ред.) и он был наполовину слеп и наполовину глух, страдал от старых ран и ничего не получил за все свои старания (ну почему же? Занимал почетное положение. – Ред.), Берналь Диас по-прежнему смог написать: «Он был действительно удивительным, и теперь, когда я пишу о нем, он встает перед моими глазами, как будто это все случилось вчера».

На другой половине огромной площади, не занятой постройками, располагался рынок (тиакис). Здесь представители правящего класса обращались к народу. На одном его конце находился священный камень войны, около которого сходились военачальники, прежде чем идти в бой; на другом – каменный календарь. Напротив последнего стоял новый дворец Монтесумы. Это было огромное сооружение, такое же большое, как и сама площадь, настоящий «город в себе» (здание современного муниципалитета занимает сейчас такую же площадь); дворец повторял черты огромной площади в миниатюре. Дворец был двухэтажный, и покои Монтесумы находились на втором этаже. Остальная часть великолепного сооружения была, словно сотами, заполнена комнатами. Там были роскошные покои для «царей» городов-государств Тескоко и Тлакопана, союзниками которых были ацтеки. Там были комнаты по крайней мере для трехсот гостей, которые приезжали и уезжали. Внизу располагались помещения суда, особенно те, в которых содержались люди перед судом, комнаты для «судей» (ачкаухкалли), склады (петалькалько), куда доставляли и где хранили, чтобы потом распределить между всеми, дань, собранную с 371 города. Именно в одно из таких помещений и провели Берналя Диаса, чтобы тот увидел эту дань: «…его дворецкий был великим касиком… и он вел учет всех доходов, которые поступали к Монтесуме… У Монтесумы было два дома, полные всевозможного оружия… а в других помещениях хранился хлопок, продукты питания, шоколад, перья, золото, драгоценные камни – все, что составляло подати (дань)». В других частях дворца располагались комнаты управляющих, которые вели учет в различных отраслях хозяйства этого «теодемократического» государства.

На втором этаже были покои жены Монтесумы, его ста пятидесяти наложниц и их отпрысков, сотен его телохранителей и слуг. «Каждое утро на заре, – писал Кортес, – в его дворце уже находились свыше шестисот представителей знати и вождей; кто-то из них сидел, кто-то ходил по комнатам… Слуги этих господ заполняли два или три внутренних двора и даже оставались на улице».

Изумительным украшением комнат были резные деревянные балки, лучше которых, по словам Кортеса, «не могло быть нигде, так как на них были вырезаны орнаменты из цветов, птиц и рыб». Стены, очевидно, были украшены драпировками. Берналь Диас и его «бравые ребята» были размещены во дворце Ашайякатля, неподалеку от дворца Монтесумы на этой же площади, где «были огромные залы и комнаты с балдахинами из местной ткани… [стены] были покрыты яркой штукатуркой и украшены гирляндами». Стены во дворце Монтесумы были украшены настенной росписью и барельефами, на дверных проемах висели драпировки. В его дворце было так много комнат и дверей, что «покои Монтесумы» показались (по крайней мере, Берналю Диасу) лабиринтом. Он признавался: «Я бывал в нем больше четырех раз, и там всегда оставалось еще многое посмотреть; я всякий раз утомлялся от ходьбы, и поэтому я так и не смог увидеть все».

К дворцу примыкал или находился внутри него (в нем было много внутренних двориков) царский птичий питомник. Это поразило конкистадоров, так как нигде в Европе не было зоопарков – там о них не слышали. «Там было десять водоемов, в которых у них жили всевозможные водоплавающие и водяные птицы, известные в этих краях… за это я могу поручиться Вашему Величеству», – писал Кортес императору Карлу V (он же испанский король Карл I), боясь, что если он станет описывать птичий питомник, то король решит, что он сошел с ума. «Ручаюсь, что эти птицы, которые могут питаться только рыбой, ежедневно получают ее в количестве более 113 кг».

Насколько велик был город, насколько велики были владения города– государства Теночтитлана? Никто этого точно не знал. Кортес признался, что «не смог выяснить точную протяженность… этого царства». Он думал, что оно «по величине такое же, как Испания». Разумеется, даже если принимать в расчет естественное преувеличение, это был один из самых больших городов мира; похоже, немногие города в Старом Свете были такого размера.

Конечно, он не был единственным в своем роде; «…самое необычное стечение обстоятельств, – писал В. Гордон Чайльд (выдающийся британский археолог XX в. – Ред.), – которое имело