Януарьевич, конечно, выдающийся дипломат, но тоже нуждается в дубинке. Не для того, чтобы бить своих политических оппонентов, а для того, чтобы самого не ударили.
Он вернулся и сел за стол.
— Садитесь, товарищ Королев, — сказал он, указывая на стул.
Подразумевалось, что сесть 'надо обязательно именно на указанный стул.
— Вы что-нибудь слышали о неопознанных летательных аппаратах? — спросил Сталин, с любопытством вглядываясь в невозмутимое лицо конструктора.
— У меня нет времени на пустяки. — Королев успокоился. Круглое лицо его выражало недоумение. — Разумеется, кое-что мне рассказывали, но я в такие вещи слабо верю.
— Почему? — Сталин недоуменно приподнял руку с зажатой в ней трубкой. Усы его округлились.
— В границах Солнечной системы разумная жизнь вряд ли возможна, а звезды от нас очень далеко, товарищ Сталин. Слишком мощные двигатели нужны, чтобы прилететь издалека.
В последующие два дня Королев изучал материалы, относящиеся к так называемым «летающим тарелочкам». Особого беспокойства эти материалы у Королева не вызвали — в ряде случаев эти «летающие тарелки» можно было идентифицировать со вполне земными явлениями. Однако сам подход к проблеме не мог не вызывать невольного уважения — материал был собран и систематизирован, обзоры зарубежной прессы соседствовали с сообщениями агентуры, здесь же были результаты прослушиваний журналистов и зарубежных политических деятелей, что и говорить, Сталин умел заставить людей работать так, чтобы интересующая его проблема была подробно освещена со всех сторон. Тем не менее Королев остался к досье абсолютно равнодушным, разве что с удовлетворением отметил, что житкурские капониры в материалах не фигурировали, как и находка из Алатау, и, следовательно, он мог с чистой совестью соблюсти секретность, которой от него потребовал Берия. Сам Королев находкой из Алатау уже переболел. Поначалу останки неведомого аппарата крайне его заинтересовали, но, убедившись, что в ближайшее время подспорьем в работе эта находка не станет, Сергей Павлович к ней заметно охладел, тем более что в понимании сохранившихся деталей этой находки даже излюбленные конструктором пересаживания не помогали.
— Значит, особых причин для волнения нет? — Сталин задумчиво похлопывал рукой с коротко обрезанными желтоватыми ногтями по пухлой папке, которую возвратил Королев. — Что ж, наши мнения совпадают, товарищ конструктор. Будем надеяться, что никто из нас не ошибается. Такие ошибки могут очень дорого обойтись государству. — Он значительно помолчал и добавил: — Впрочем, человеку подобные ошибки обходятся значительно дороже, Я вас не задерживаю, товарищ Королев. Возвращайтесь к своим делам.
Да, времени катастрофически не хватало. «Р-пятая» была уже собрана и готова к старту, а доверять пуск Глушкову Королев не хотел, поэтому и торопился попасть на ракетодром в Капустином Яру, который во всех официальных документах именовался как «Москва-400». «Дуглас» приземлился в степи, где проложена была двухкилометровая взлетно-посадочная бетонная полоса, а потом еще полтора часа пришлось пылить по степным дорогам на армейском «виллисе», чтобы, успев к старту, с надеждой наблюдать за тем, как темно-зеленое веретенообразное тело окутается клубами пламени и пара, поднимется с пусковой площадки, а потом медленно завалится набок, заливая степь жарким, все сжигающим пламенем, который превращал в пар сугробы вокруг стартового комплекса. И гадать не стоило о причинах неудачного пуска, причина была все та же — сопла дюз прогорали, и это означало, что надо было вновь садиться за расчеты и придумывать то, что еще не приходило в голову никому на земле.
Королев был мрачен, поэтому прибывшего на полигон Владимира Ивановича Яздовского, который отвечал за биологические исследования, встретил без обычной улыбки.
К этому времени были выработаны две научные программы стартов — физическая и биологическая. Физическая программа изучала процессы, происходящие высоко над планетой, изучала влияние этих процессов на земную жизнь, давая очень многое для конструкторов ракетной техники. Биологическая программа включала в себя пробные пуски животных на ракетах. Победили собачники, как называли тех, кто выступал за полет в космос собак. Яздовский со своими подопечными подбирал собак для первых полетов. Дело было не слишком простое, требовались небольшие собаки килограммов по шесть-семь. Домашние собачки такого веса были довольно изнеженными, поэтому дворняжки, которые были выносливее остальных, имели преимущество. Кроме того, проводился отбор и по масти — специалисты по съемкам требовали, чтобы животные были беленькие. Подобранная по весу и масти собака затем отбиралась по состоянию здоровья, нраву и реакциям.
Подобранных собак готовили к полету. Их держали в барокамерах, крутили на центрифуге, трясли на вибростенде, проводили испытание на тепло и холод. Жизнь у отобранных собачек получалась в полном смысле слова собачья. Одна была у них радость — кормили неплохо. Некоторые уже начали обживать ракетный контейнер, в котором им предстояло лететь.
Двух из них — Дезика и Цыгана — Королев даже полюбил и часто брал на прогулки по степи и на речку. Но сейчас он только скользнул по ним взглядом, машинально почесал Цыгана между ушей и побрел в степь, где копошились фигурки технических рабочих, в буквальном смысле слова просеивающих землю в поисках обломков.
Яздовский его понимал, поэтому догонять не стал, направился к домам, а ухоженные и совсем не похожие на бездомных дворняг песики побежали за ним следом. На свежем снегу остались уверенные отпечатки Яздовского и мелкие цепочки собачьих следов.
После обеда Королев собрался на Житкур. Не то чтобы он на что-то надеялся, но все-таки решил поинтересоваться, что происходит у истинных секретчиков. Деятельность научной группы на Житкуре являлась особо секретной, к ней и доступ-то имели несколько человек — Сергей Иванович Вавилов, сам Королев и обеспечивающий режим секретности полковник Недолгий. Из политиков достаточным знанием о проекте «Летучая мышь» обладал один Берия, который очень не любил, когда в курируемые им проекты совал нос кто-то другой. Попробовал однажды поинтересоваться Житкурской лабораторией Климент Ефремович Ворошилов. Королев сам был свидетелем неприятной сцены, когда Берия, не особенно задумываясь о тактичности своего поведения, грубо обругал Ворошилова, а потом еще и преподнес этот неожиданный интерес таким образом, что Сталин на очередном заседании Политбюро обозвал старого товарища по партии английским шпионом, заставив Ворошилова два месяца прожить в напряжении и страхе, потому что после таких открыто высказанных обвинений его могли арестовать в любое время, выскажи вождь такое пожелание.
До Житкура пришлось добираться на «У-2».
Сама деревушка представляла собой скопление нескольких десятков мазанок, огороженных плетнями. Черт знает, каким образом и когда местных жителей занесло в глухую и непролазную степь, но факт оставался фактом, они здесь жили, и это, похоже, им даже нравилось. По крайней мере, усмехнулся Королев, арестов конца тридцатых местные жители наверняка избежали.
Зона располагалась в четырех километрах от Житкура. Собственно, зоной ее можно было назвать с некоторой натяжкой. Широкий периметр, огороженный двухрядной колючей проволокой, между рядами которой бродили неприкаянные часовые из солдат срочной службы, жившие в длинной барачного типа казарме — едва ли не единственном наземном здании в этом огороженном колючкой периметре. Все остальное находилось под землей в огромном бункере, над которым высились два домика специалистов. Из этих домиков на семиметровую глубину шли лифты, поэтому солдаты, наверное, полагали, что охраняют каких-то особо опасных преступников. Так им, видимо, говорило начальство, которое о бункере, как это и требовал режим секретности, тоже ничего не знало.
Документы у Королева проверяли тщательно, хотя здесь он бывал довольно часто. Впрочем, для таких случаев у него было красное удостоверение с горизонтально перевернутой восьмеркой, которая указывала на особые полномочия владельца книжечки. Может быть, именно поэтому документы каждый раз проверяли тщательно и даже уносили в караульное помещение. Сам Королев разглядывал это удостоверение, выданное МГБ, со странным чувством — книжечка превращала ее владельца из рядового жителя страны в могущественного функционера, чья причастность к государственным тайнам давала права, которых не имел простой смертный.
Тем не менее, пока шла проверка, Королеву приходилось мерзнуть на степном ветру. Пронизывающий ветер в сочетании с морозом мог свести с ума кого угодно, особенно если ты одет не в тулуп и валенки, а
