окрестные арабы ворвались в город, чтобы помочь им в борьбе с медийскими христианами. Когда король узнал об этих событиях, он призвал к себе отца Омара, упрекал его за то, что наделал его сын, и хотел заставить его написать к Омару, чтобы тот остановил восстание и изъявил покорность. Старик отвечал: «Кто зашел так далеко, тот из-за письма не отступит». Все-таки король Сицилии отправил к Омару посла, который должен был угрозами и увещаниями заставить его прекратить мятеж. Но, когда этот посол подошел к Сфаксу, Омар не пустил его в город. На следующий день все население вышло из ворот с гробом, похоронило гроб на глазах посла и потом вернулось в город. Тогда Омар велел сказать послу: «Тот, кого мы похоронили, мой отец, и сегодня в день скорби я остаюсь в своем дворце. Делайте с ним, что хотите!» Посол возвратился к Вильгельму и донес ему о том, что сделал Омар. Король приказал старика повесить. Тот спокойно пошел к месту казни и до последней минуты не переставал славить Аллаха. Восстали и другие города Северной Африки – Герба, Триполи и Габеш.
Между тем Вильгельм вполне оправился. Одной из особенностей его природы было то, что он, после периода беспечности и ленивого покоя, вдруг проявлял кипучую энергию. На Сицилии, как и в Африке, всюду пылали восстания. Византийское войско и апулийские мятежники открыто воевали с Вильгельмом. Папа относился к нему враждебно, ему угрожали Мувагиды и Барбаросса. В таком положении он пытался, насколько это было возможно, нейтрализовать своих противников.
Он послал графа Сквиллаче к мятежникам в Бутеру с вопросом, зачем они взялись за оружие. Они отвечали ему, что из-за того, что Майо достиг такого высокого положения и таким образом отстранил от двора вельмож государства. Когда король услышал этот ответ, он решил идти на Бутеру в сопровождении самого Майо. Вообще он редко оставлял свой дворец в Палермо. Но взявшись за дело, он был неутомим. Осада Бутеры началась. Мятежники быстро сложили оружие и сдали крепость, за что им было позволено свободно удалиться.
Одолев мятежников, которые грозили ему с тыла, король вместе с Майо и сильным войском переправился у Мессины на материк. Византийский полководец, предвидя это, просил у императора новых подкреплений. При приближении сицилийского войска было решено, что Дука будет защищать берега, а граф Бассевиль с апулийскими союзниками даст врагу отпор внутри страны. У Бриндизи произошла битва, в которой норманнские корабли вынуждены были отступить. Долгожданный вспомогательный флот под командой Ангела Комнена, племянника императора, наконец прибыл. Но это подкрепление не принесло никакой пользы грекам. В мае 1156 года Вильгельм одержал под Бриндизи победу, овладел городом с суши и взял в плен Дуку и сына короля. Удачно действовал и сицилийский флот. У Бриндизи он одержал большую победу на море и захватил тридцать греческих галер. Теперь норманнский король мог энергично двинуться вперед. Бассевиль со своими апулийскими воинами не посмел вступить с ним в бой, и монарх двинулся на Бари, готовый сурово наказать этот город за его измену. Жители этого города покорно вышли к нему навстречу и попросили о пощаде. Но он, когда увидел развалины крепости, разрушить которую жители помогли грекам, разгневался еще сильнее. Он приказал разрушить до основания дома Бари, но жителям оказал некоторое снисхождение, позволив им с имуществом уйти до этого. Все города по берегу Адриатического моря признали его власть. Зачинщики заговора пробовали спастись бегством. Некоторым, при содействии папы, это удалось, но часть их все же попала в руки Вильгельма. Одних он приказал повесить, а других, по варварскому обычаю того времени, который впоследствии Генрих VI применил и к наследнику норманнского государства, ослепить. Некоторые из тех, кому удалось бежать, собрались в Беневенте, чтобы там защищаться под предводительством графа Бассевиля. Особенно неудачной была попытка бегства князя Роберта Капуанского. Его же вассал, Ричард из Аквилы, выдал его норманнам, которые отвезли его в Палермо и там ослепили.
Для короля Вильгельма, когда он одолел на континенте самых опасных своих врагов, особенно важно было предотвратить ту опасность, которая грозила ему со стороны папы. По совету Майо он все свои усилия направил к тому, чтобы отвлечь папу от его уже ослабевшего союза с Барбароссой и, если можно, сделать защитником сицилийского королевства. Переговоры со святым отцом вел Майо при содействии архиепископа Палермитанского и других представителей высшего духовенства. Майо достиг своей цели, предоставив римской курии значительные права и привилегии при замещении духовных должностей. За это наместник Христа дал Вильгельму инвеституру Сицилии, Апулии, Неаполя, Салерно, которую поневоле еще Иннокентий дал его отцу, королю норманнов. Вильгельм принес ему гомагиум. Этот договор, увенчавший победы Вильгельма, был заключен в Беневенте.
В документе, который Адриан IV передавал своему, еще так недавно ненавистному врагу сюзеренные права над такою обширной областью, папа не скупился на высокопарные фразы. «Нам известно, – говорилось в нем, – что богатством и подвигами ты возвышаешься над всеми выдающимися людьми королевства, так что слава твоего имени летит до отдаленнейших стран земли. Я знаю, что ты сияешь справедливостью, которую ты являешь в своем государстве, славою мира, который ты снова умел дать своим подданным, и тем ужасом, который твои великие деяния внушают врагам христианского имени». Майо получил от папы высокий титул. Предводителям апулийского восстания, бежавшим в Беневент, было позволено свободно удалиться. Когда договорные статьи были заключены, Адриан торжественно принял короля в церкви и вручил ему знамена – знаки ленной власти над Сицилией, Апулией, Капуей. Он дал Вильгельму поцелуй мира и за это получил от него богатые подарки золотом, серебром и шелковыми тканями. Действительно, теперь святой престол стал покровительствовать норманнскому королевству и при различных конфликтах с другими державами стоял на стороне сицилийских королей.
В ноябре 1156 года Адриан IV торжественно выехал в Вечный Город, где сенат и горожане с покорностью встретили его. Беспорно, только своему союзу с повелителем норманнов он был обязан тем, что мог вернуться в свою резиденцию на Тибре. Но, если ситуация и была благоприятна для Адриана IV, папа все-таки должен был сознаться себе, что он попал в зависимость от короля Сицилии, от которой впоследствии отделаться будет нелегко.
Фридрих Барбаросса был крайне раздражен поведением папы, которое совершенно изменяло их взаимные отношения. Он упрекал его в вероломстве и говорил о союзе между святым отцом и императором Вильгельмом с тем большим гневом, что этот союз заставлял его отказаться от всех, давно уже вынашиваемых планов против повелителя норманнов. Если бы в сложившейся ситуации он выступил в поход против того, кто теперь имел на своей стороне наместника Христа, он, конечно, пошел бы навстречу несомненному поражению.
Византийский император после своего поражения попробовал снова завязать отношения с Барбароссой, чтобы совместно действовать против их общего противника в Южной Италии. С той же целью он послал послов и к папе. Но его старания не увенчались успехом ни там, ни здесь. Зато король Вильгельм задумал новую войну с греческой империей. Он приказал снарядить 140 галер и 24 грузовых суда и отдал их под команду брату Майо, Стефану. В июне 1157 года этот флот пришел в Негропонте, одержал победу над византийскими кораблями, разграбил и разрушил значительную часть греческого материка. После четырехмесячного похода флот триумфально и с добычей возвратился в Палермо. Греческий император после этих многократных и унизительных поражений не рисковал уже воевать со своим врагом и вступил с ним в переговоры, результатом которых было заключение мира с Сицилией на тридцать лет.
Вильгельм I, благодаря папской инвеституре, усмирению апулийского мятежа и заключению мира с Византией, утвердивший и усиливший свою власть, и не думал о милости к побежденным врагам или к тем людям, которые смели против него подниматься. Графа Готфрида, который был главой мятежных вассалов в Бутере и на котором лежало еще подозрение в том, что после капитуляции он хотел сесть в Мессине на корабль, чтобы вновь пристать к противникам сицилийского правительства, он приказал ослепить и заключить в тюрьму. И канцлер, прежний полководец Асклиттин, на основании ли клеветы или за действительное преступление, впал при дворе в немилость и был посажен в тюрьму. Такая же судьба постигла многих сицилийских греков. Здесь при выборе наказаний Вильгельм проявил такую жестокость, какую не допускали ни его отец, ни гроссграф Рожер, по крайней мере, в такой же степени.
По рассказу Фальканда, король из победоносных походов возвращался к своей сладострастной жизни, и крепкие стены королевского замка в Палермо едва ли могли заглушить стоны и проклятия многочисленных благородных узников, которых пытали, калечили, ослепляли в подземных темницах. Такие же тяжелые обвинения этот историк возводит и на адмирала Майо. По его словам, он отдавал приказания и назначал наказания вместо короля, ввел новые пытки, присваивал себе богатства своих жертв, вместе с отцами и мужьями преследовал жен и дочерей. Некоторых дам высшего общества, которых похищал из мирной
