будем встречаться и обсуждать, кого в чем в гроб положили... — грустно шутит Верочка.
— Смотри, это же юморина 1 апреля 86-го, — восклицает Галя, комментируя новый слайд. — Тогда еще хлопцы протянули «ускорение», раздутое прессой… Помните, как городской гид вроде бы водит по станции столичного корреспондента, говоря что-то типа: «Вот видите, как усиленно работают кувалдами наши инженеры»… В то время как мимо них все чаще пробегают станционники с пустыми тачками. «А это, говорит гид, наши рабочие претворяют в жизнь призыв партии к ускорению».
Все дружно, но не очень весело, смеются.
— Это что!.. Вспомните, что дальше было в этой последней юморине, — подключилась эмоциональная Верочка. — Когда этот самый гид, якобы показывает корреспонденту городские достопримечательности, и, подойдя к долгострою в центре города, говорит: «Обратите внимание на замечательный из добротного дерева забор прямо напротив дворца культуры. Мы взяли коллективное соцобязательство к концу года весь город обнести таким забором!..»
Никто даже не улыбнулся.
— Да... Выполнили!.. Не прошло и месяца, обнесли город колючей проволокой, — вздохнула Ирина.
— Ну и ну, у вас даже юморины были пророческие, — удивляется Александр.
Виктор гасит проектор, включает слабый свет.
Галя достает из папки газету, читает заголовок статьи:
— «Припять — место заповедное»... Чья это статья была — твоя или Софьина? — спрашивает она Ирину. — Здесь псевдоним…
— Моя… Но сказал так о нашем городе один московский поэт...
— Да, уж теперь точно заповедное место, — басит Софья.
Ирина трет рукою глаза, нос.
— Боже мой!.. Так всегда, как только достаю альбом и архивы свои, сразу все лицо чешется…
— И у меня тоже, — подтверждает Галина. — Может, у тебя вообще фон в квартире?!.
— Слушай, Ир, у меня дома дозиметр есть… Давай сбегаю, — предлагает Виктор.
— Беги!.. — безразлично бросает Ирина и, взяв свою любимицу- гитару, настраивает и поет:
Все, затаив дыхание, слушают. Приятный голос Ирины завораживает задушевностью. Тихонько вошедший Виктор тоже замер, прислонившись к двери.
Все тяжело вздыхают, Ирина, отложив гитару, встает, и обращается к Виктору.
— Ну, где же твой аппарат?..
Тот подносит дозиметр к альбому и папке на столике, слышится легкий треск.
— А что я говорила?!.. — помрачнела Галина.
— Это не так страшно, — успокаивает Виктор, — У тебя, Ирина, есть еще припятские вещи?
— Конечно…
— Тащи все — проверим!..
Ирина приносит. Проверяют. «Звенит» все — книги, одежда, даже полотенце. Ирина заносит черную сумку, с которой они выезжали из Припяти — дозиметр дико трещит.
— Более шести тысяч бета-распадов!.. Зачем же ты такие вещи дома держишь?!. — возмущается Виктор.
— А где же я могла их проверить?!. Это — то старье, что мы в камере хранения на вокзале оставили в мае, чтоб меньше нести с собой… перед банной «дезактивацией»... Да еще то, что я летом взяла из Припяти... А с этой сумкой мы уже второй год всюду разъезжаем... И как-то в голову не пришло, что ты мог давно все это замерить…
— С ума сошла!.. А ну, давай все в мусоропровод!.. — требует Галина.
Ирина заталкивает одежду, полотенце и другие вещи в сумку, протягивает ей.
— Пожалуйста!.. Но книги я не выброшу!.. Почищу еще... и спрячу от Дениса… Каждую из них я с таким трудом доставала... в очередях… И каждую — с какой-нибудь идеологической ахинеей в нагрузку…Так что это самое дорогое, пусть со мною рядом «распадаются»...
Галина несет сумку из квартиры, ворча:
— А сколько же тогда на всем этом было «грязи»?.. Ведь уже больше двух лет прошло!..
— И все-таки, что ни говорите, — неожиданно и невпопад вмешивается в разговор Александр. — Я, конечно, не имею в виду присутствующих, но припятский синдром все-таки существует, — многозначительно произносит он.
Все удивленно смотрят на него.
— Александр Васильевич, в вас опять заговорил медицинский чиновник атомного ведомства, — съязвила Светлана. — Вы еще вспомните тут пресловутую радиофобию!.. Наверное, ваша диссертация по гастроэнтерологии будет называться «припятский синдром», да?!.
— Ну, что ты, Светка!.. У него — «оболонский», — заржала Софья. — Он, например, не прочь бы прокатиться на стажировку куда-нибудь, скажем — в Америку, чтобы серьезно и глубоко изучить там чернобыльский фактор... Не правда ли, дорогой доктор?!. — она подошла вплотную к Александру и, испытывающе глядя ему в глаза, затянулась сигаретой.
Александр выдержал ее взгляд и спокойно парировал:
— Если поездку оплатит какой-нибудь фонд, я не откажусь…
— Вот и я о том же, — выдохнув дымом ему в лицо, Софья повернулась на каблуке и направилась к Ирине.
— Софья!.. Прекрати!.. — гневно говорит та.
Подсев к Ирине, Софья примирительно сжимает ей руку.
— Ладно, не злись... Все путем!.. — берет она прислоненную к дивану гитару. — Давай-ка, твои «Звезды…», а?!.
Ирина, помедлив мгновение, горько вздыхает, и, тихо тронув струны, поет:
