Питт искоса поглядел на него.
- По-моему, Серж, ты вконец обрусел или, другими словами, все больше оправдываешь свое имя.
- И однако ж до сих пор не оправдал. Но шутки в сторону, я говорю серьезно: Ринекер меня бесит. Скажи на милость, чем ему не угодила его прелестная маленькая жена? Ты случайно не знаешь?
- Знаю.
- Чем?
- She is rather a little silly, или, если желаешь, могу перевести: она малость глуповата. А на
Глава девятнадцатая
На перегоне между Берлином и Потсдамом Кете задернула желтые занавески для защиты от разгорающихся все ярче лучей солнца, а на набережной Луизен-канала в этот день вообще не закрывали окон, и утреннее солнце заглядывало к фрау Нимпч, озаряя всю комнату. Лишь дальняя ее часть еще пряталась в тени. Здесь стояла старомодная кровать с горой подушек в бело-красных клетчатых наволочках, а на подушки откинулась фрау Нимпч. Она скорей сидела, чем лежала, потому что в груди у ней была водянка и ее жестоко мучили приступы удушья.
Снова и снова поворачивала она голову к распахнутому окну, но того чаще глядела на камин, в котором сегодня не развели огня.
Лена сидела рядом с ней и держала ее за руку. Заметив, что взгляд старушки то и дело обращается к очагу, она спросила:
- Развести огонь? Я думала, раз ты лежишь, и в постели тепло, и на дворе такая жарынь…
Старушка не отвечала, но Лене показалось, что она была бы этому рада. Лена подошла к камину и развела огонь.
Когда она вернулась на прежнее место, старушка встретила ее довольной улыбкой и сказала:
- Да, Ленушка, жара жарой, но ты ведь знаешь, мои глаза привыкли к огню. А когда я его не вижу, мне сразу думается, что всему конец, что нет больше ни жизни, ни света. А страх, он все время сидит вот здесь…
И она указала на свою грудь.
- Ах, мама, чуть что, ты уже думаешь о смерти. Сколько раз так бывало, и все обходилось, слава богу…
- Да, детка, сколько раз обходилось, а один раз не обойдется. Мне уже семьдесят, любой день можно ждать… Ты распахни окно пошире, чтоб воздуху было больше, тогда и огонь будет лучше гореть. Гляди, он и не горит толком, а все чадит.
- Это из-за солнца, солнце стоит прямо над трубой.
- И дай-ка мне тех зеленых капель, что Дёрриха принесла. Хоть немножко, да помогут.
Лена послушалась, больная выпила капли, отчего ей и в самом деле будто полегчало. Опершись руками о постель, она села чуть повыше и, когда Лена сунула ей за спину еще одну подушку, спросила:
- Франке уже был сегодня?
- Был, рано утром. Он всегда заходит до работы, спрашивает.
- Очень хороший человек.
- Да, очень.
- А эти секты, они…
- …Беды большой нет. Мне думается даже, хорошие правила у него как раз от секты. Как по-твоему?
Старушка улыбнулась.
- Нет, Ленушка, хорошие правила - это от господа бога. Одному бог их дает, другому - нет. Я не верю ни в обученье, ни в воспитанье… А тебе он еще ничего не сказал?
- Сказал. Вчера вечером.
- А ты ему что ответила?
- Я согласилась выйти за него, потому что считаю его порядочным и надежным человеком, который будет заботиться не только обо мне, но и о тебе.
Старушка одобрительно кивнула.
- Но тут,- продолжала Лена,- когда я ему это ответила, он взял меня за руку и весело так говорит: значит, дело слажено? А я покачала головой и сказала, что так быстро дело не делается, что мне надо ему кой в чем признаться. Он спросил в чем, и я ему рассказала, что два раза была в связи с мужчинами, первый раз… ну, ты и сама все знаешь… и что первый мне очень нравился, а второго я очень любила и до сих пор его из головы не выкинула. Но только он, второй-то, счастливо женился, и с тех пор я его ни разу не видела, если не считать одного-едииственного разочка,- не видела и не хотела видеть. Но ему, Франке, за его хорошее отношение я хотела рассказать всю правду, потому что обманывать не приучена никого - а его и подавно…
- Господи Исусе,- заохала старушка.
- И тогда он встал и ушел к себе. Но он не рассердился, право слово, я видела, что он не рассердился. Он только не позволил мне провожать его до передней, как обычно.
Фрау Нимпч пришла в тревожное возбуждение, хотя трудно было понять, чем оно вызвано - рассказом Лены или удушьем. Скорее вторым, ибо она вдруг сказала:
- Доченька, что-то я низко лежу. Подложи-ка мне под голову молитвенник.
Лена не перечила, встала и пошла за молитвенником. Но когда она принесла его, старушка сказала:
- Не этот, не этот. Этот новый, а я хочу старый, с двумя застежками, он потолще.- И, лишь когда Лена выполнила ее просьбу, продолжала: - Я этот молитвенник еще матери своей, покойнице, подавала. Я почти девочка была, маме едва пятьдесят сравнялось, а может, и того нет, вот она так же сидела и задыхалась, а глаза - большие от страха, прямо в душу тебе смотрят. Но как я притащила ей молитвенник - он у ней был еще с конфирмации - да подложила под голову, она застыла сразу и спокойненько так уснула. Вот бы и мне так. Ах, Ленушка, Ленушка. Не смерти боюсь, помирать страшно… Так, так… Вроде и лучше.
Лена тихо плакала. Понимая, что пробил последний час доброй старушки, она послала за фрау Дёрр и велела передать, что дело очень плохо, так не придет ли фрау Дёрр к ним. Та немедля ответствовала: «Само собой, приду» - и часу в шестом заявилась с шумом и гамом, ибо соблюдать тишину, даже у постели тяжелобольного, было выше ее сил. Она так топала по комнате, что все, лежащее на камине и подле него, запрыгало и задребезжало, попутно она укоряла Дёрра, что вот его где-то черти носят, когда он так нужен, зато когда она охотно послала бы его ко всем чертям, он, как назло, торчит дома. Заодно она пожала руку матушке Нимпч и спросила Лену, давала ли она больной тех капель.
- Давала.
- По сколько?
- По пять, каждые два часа.
- Мало,- сообщила ей Дёрр и, собрав воедино все свои медицинские познания, пояснила, что, мол, две недели настаивала эти капли на солнце, и ежели их принимать сколько положено, воду всю откачает как все равно насосом. Старый Зельке, который возле Зоологического живет, раздулся, помнится, что твоя бочка, и полгода уже простыни не видел, все сидел на стуле, окна настежь, а потом четыре дня попил тех капель - и все равно как на пузырь надавили: никакой воды, огурчик огурчиком.
С этими словами энергичная особа закатила фрау Нимпч двойную порцию наперстянки.
Наблюдая бурную деятельность фрау Дёрр, Лена испытала - и не без оснований - удвоенный прилив страха, а потому накинула платок и собралась бежать за доктором. Фрау Дёрр, в обычное время ярая противница докторов, на сей раз не стала спорить.
- Ступай,- сказала она.- Ей долго не продержаться. Глянь-ка сюда (она указала на крылья носа) - вот она где, смерть-то, притаилась.
Лена ушла, но не достигла еще и площади св. Михаила, как старушка, лежавшая до того в забытьи,
