– Ну, не буду утверждать, что кессинцы действительно добры. Однако они ничуть не похожи на этих деревенских. Между теми и другими нет ничего общего.
– Как же это получается?
– Видишь ли, они и по происхождению и по воспитанию совсем иные люди. Народ, который ты встретишь здесь, в деревнях, принадлежит к так называемым кашубам, славянскому племени, о котором ты, вероятно, слышала и которое живет в этих местах уже тысячу лет, а может, и того больше. Что же до жителей прибрежных торговых городков, то все они переселенцы, ничем не связаны с коренным кашубским населением области и отнюдь не стремятся к установлению такой связи. Их интересует лишь тот, с кем они торгуют, а так как торгуют они чуть ли не с целым светом, ты найдешь среди них людей из самых отдаленных уголков мира. И в нашем Кессине тоже, хотя он всего-навсего захолустный городишко.
– Но ведь это же восхитительно, Геерт! Ты все время твердишь о захолустье, а по-моему, если ты не преувеличиваешь, здесь совсем новый мир. Мир, полный экзотики. Не правда ли, ты это имел в виду?
Он кивнул головой.
– Я и говорю, это – совсем новый мир. Здесь можно увидеть негра, турка или даже китайца.
– Да, и китайца. Как хорошо ты умеешь угадывать. Очень может быть, что у нас действительно еще есть китаец, во всяком случае был таковой. Теперь он умер и похоронен на маленьком, обнесенном решеткой клочке земли, рядом с кладбищем. Если не боишься, я при случае покажу тебе его могилу. Она между дюнами, там, где ни на секунду не умолкает р кот моря. Вокруг все голо и пустынно, и лишь кое-где пробиваются стебельки иммортелей. Очень красиво и вместе с тем страшно.
– Так страшно, что мне захотелось знать об этом немножко больше. Хотя лучше не надо. А то, чего доброго, меня будут преследовать разные призраки и кошмары. Мало удовольствия сегодня же ночью пробудиться от крепкого и, надеюсь, приятного сна и увидеть китайца, которому вздумается подойти к моей кровати.
– Этого он делать не станет.
– Не станет? Ты не находишь, что это звучит странно? Будто это возможно! Тебе хочется заинтересовать меня своим Кессином, но ты явно пересаливаешь. И много таких иностранцев у вас в городе?
– Очень много. Все население Кессина состоит из людей иностранного происхождения или тех, чьи родители или деды сюда приехали.
– Это удивительно. Пожалуйста, расскажи мне о них еще. Только ничего страшного. Китайцы всегда казались мне жутковатыми.
– Пожалуй, в этом есть доля правды, – засмеялся Инштеттен. – Зато остальные наши жители, слаза богу, другого сорта. Они вполне воспитанные люди. Быть может, они слишком много занимаются торговлей, обменом и разными сомнительными сделками. Поэтому-то с ними надо держать ухо востро. Но в остальном они весьма добродушны. А для того чтобы тебе не казалось, будто я ввожу тебя в заблуждение, я перечислю некоторых из них. Составляю нечто вроде регистра или поименной переписи.
– Хорошо, Геерт, я слушаю.
– Ну, вот, например, не далее чем в пятидесяти шагах от нас – наши сады граничат между собой – живет механик и специалист по землечерпалкам, некто Макферсон, настоящий шотландец и горец.
– Он и ведет себя как горец?
– Слава богу, нет. Это сухощавый человечек, без особой гордости за свой клан и своего Вальтера Скотта. В одйом доме с ним проживает некий старый хирург – или, вернее, цирюльник – по имени Беца. Родом он из Лиссабона, как раз оттуда, откуда происходил знаменитый генерал Меца[24]. Меца, Беца, – ты чувствуешь национальное родство в звучании этих двух имен. А выше по реке, у бальверка, – это наша пристань, у которой стоят суда, – живет ювелир Штендинг, из старинного шведского рода. По-моему, есть даже графы с такой фамилией. И, наконец, чтобы скорее закончить свой список, упомяну еще нашего доброго доктора Ганнеманна. Само собой, он датчанин, довольно долго жил в Исландии и даже написал книжонку о последнем извержении Геклы или Краблы[25].
– Но ведь это же восхитительно, Геерт. Это целых шесть романов, которые едва ли успеешь прочитать до конца. Пусть их герои – обыватели, зато у каждого необыкновенная история. Но раз ваш город приморский, в нем должны проживать не только хирурги, цирюльники и подобные им, но и капитаны. Какие-нибудь летучие голландцы или...
– Ты совершенно права. Есть у нас и капитан, раньше он был пиратом и плавал под черным флагом.
– Не понимаю. Что значит «плавал под черным флагом»?
– Бывают такие люди, далеко отсюда, в Тонкине и в южных морях... Но, с тех пор как наш капитан поселился здесь, среди людей, у него снова появились прекрасные манеры, и он стал вполне приличным человеком.
– И все же я стану его бояться.
– Бояться тебе здесь нечего, даже когда я буду в разъездах или на чашке чая у князя. Помимо всего прочего, у нас, слава богу, есть Ролло[26].
– Ролло?
– Да, Ролло. Ты невольно вспоминаешь, что слышала от Нимейера или от Янке о таком норманском герцоге. В нашем Ролло тоже есть что-то норманское. Это – обыкновенный ньюфаундленд, прекрасное животное, любит меня и тебя тоже полюбит. Ролло тонкий знаток людей. Пока он с тобой, можешь не беспокоиться, тебя не тронет ни живой, ни мертвый. Однако взгляни на луну. Разве она не прекрасна?
Погруженная в свои мысли, Эффи с интересом и страхом вслушивалась в каждое слово мужа. Теперь она приподнялась и посмотрела направо, где из-за белоснежных, стремительно бегущих облаков только что вынырнула луна. Большим медно-красным диском висела она над ольшаником, проливая свет на широкую водную гладь Кессины.. Или, может быть, это была уже не Кессина, а один из многочисленных морских заливов.
Эффи была словно во сне.
– Ты прав, Геерт. Она прекрасна, но ее свечение внушает жуть. В Италии она никогда не производила на меня такого впечатления, даже когда мы ехали из Местры в Венецию, Там тоже нас окружали болота, вода, лунный свет, и я боялась, что мост вот-вот провалится, но там не было ничего призрачного. Чем это объяснить? Может, влиянием севера? Инштеттен рассмеялся.
– Мы всего на пятнадцать миль севернее Гоген-Креммена, и тебе придется долго ждать, пока здесь появится первый белый медведь. Мне кажется, ты просто разнервничалась от долгой дороги. А тут еще Сен-Приватская панорама и история про китайца.
– Никакой истории ты мне вовсе не рассказывал.
– Не рассказывал? Значит, я только упомянул о китайце; любой из них уже сам по себе история.
– Это верно, – рассмеялась Эффи.
– Во всяком случае, ты скоро ко всему привыкнешь. Видишь, впереди маленький домик, а в нем горит огонек. Это кузница. Там дорога делает поворот. А за поворотом появится кессинская колокольня или, вернее, две колокольни.
– У вас две колокольни?
– Да, Кессин растет. Теперь у нас есть и католическая церковь.
Через полчаса экипаж остановился на противоположном конце города, у дома ландрата, сравнительно простого, немного старомодного здания. Его фасад выходил на главную улицу города – она вела к пляжу, – а из задних окон открывался вид на небольшой лес между городом и дюнами, который называли «питомником». Старомодное здание было частным домом Инштеттена, а окружная управа располагалась немного наискосок от него на другой сторое улицы.
Крузе не пришлось возвещать о прибытии троекратным щелканием кнута. Из всех окон и дверей дома уже давно следили за появлением господ, и прежде чем экипаж успел остановиться, на тротуар высыпали все обитатели дома, и Ролло запрыгал вокруг коляски. Инштеттен сошел сам, помог выйти из экипажа своей жене, после чего молодые под приветственные возгласы слуг проследовали рука об руку в прихожую, обставленную роскошными старинными стенными шкафами. Горничная, хорошенькая, хотя и не очень молодая особа, умевшая со вкусом оттенять полноту своей статной фигуры, с изящной шапочкой на
