биологического кабинета одной разбомбленной школы.
Преодолев свой первоначальный ужас, мама сливает спирт в хрустальный графинчик. «Тварей» выбрасывают в помойное ведро. Папе решено ничего не говорить до тех пор, пока не выпьет.
Поближе к вечеру в нашу комнату, самую просторную в квартире, соседи приносят кто что может: один красивую посуду, доцент Раппапорт, объявившийся в этот день, — белую камчатную скатерть, Зинаида Павловна — настоящий пирог с капустой.
Этот пирог среди наших блокадных закусок сияет, как солнце. Я и без того возбуждена, а тут прихожу в настоящий восторг. Вот это будет Новый год!
Мама и Галя со значительными лицами колдуют у стола. Сервировка первоклассная, но как расположить еду, чтобы стол не выглядел пустым, — это задача не из легких. На позолоченном фарфоровом блюде хряпа явно «не выглядит». А мучная тюря в роскошном соуснике?
Приносят и дрова — в буржуйке пылает веселое пламя. В последний момент влетает дядя Коля. У него есть для мужчин сюрприз — он раздобыл, вдобавок к биологическому спирту, две плоские жестянки сухого. Если его немножко подогреть на огне, он превратится в обыкновенный, жидкий.
Половина двенадцатого. Времени остается в обрез. Мама быстро скидывает ватные брюки и облачается в синее шерстяное платье — ее лучший наряд.
Сегодня папа специально ходил за ним пешком на Васильевский. У меня в голове красная лента, волосы распущены по плечам. Но всех затмевает Зинаида Павловна — на ней яркое шелковое платье и сверху казакин из тонкого коверкота.
— Для Сашки расстаралась, — низким голосом говорит тетя Соня. — Ну, пускай, пускай старается.
Но я не приемлю сейчас этого злорадства: за пирог я готова Зинаиде Павловне простить все, что угодно!
До Нового года — пять минут, сообщает торжественно репродуктор.
— Слышите, это Левитан! Слышите, как он говорит? Понимаете, что это значит?! — обращается к нам взволнованный папа.
Мы слышим, понимаем: диктора Левитана знают все ленинградцы. По интонациям его выразительного голоса заранее предугадывается, какой будет очередная сводка Совинформбюро.
Мерно, звонко бьют Кремлевские куранты. Стоя с поднятыми бокалами, мы сосредоточенно глядим на стрелки часов.
— Дорогие мои, — тихо произносит дядя Коля. — Чтобы не в последний раз.
По маминому лицу бегут слезы. Она не вытирает их, глаза у нее светлые.
…Потом было много шуму, смеха, шуток. Папе сообщили, что в том спирте, который он пьет, три часа назад плавал… тритон. Папа демонстрирует, ко всеобщему удовольствию, полное отчаяние. Казус случился и с дяди-Колиным подношением — сухой спирт, пока произносились длинные тосты во здравие, застыл в рюмках, и его надо было добывать оттуда ложечками…
Завели патефон. Под «Синенький скромный платочек», который падал с опущенных плеч, дядя Саша галантно ведет в танце Зинаиду Павловну.
— Сашенька, почему вы никогда не зайдете ко мне чайку попить? — томно спрашивает она.
— Дела, дела, Зинуша, — ласково оправдывается дядя. — Как только освобожусь…
Зинуша кокетливо грозит пальчиком.
Дядя Коля сидит на кушетке, одной рукой обняв свою Соню. Они поженились, когда им было по шестнадцать лет… Они никогда не могут наговориться и вот так сидеть способны часами.
Слегка подвыпивший папа, фальшивя, затягивает «Полюшко-поле».
— Федька, ну тебя, ты совсем не умеешь петь, — смеется мама. — Высоко, чисто, как до войны…
Дед мороз угощает супом
Елки на Новый год дома у нас, конечно, не было. Зато первого января дядя Саша принес мне билет на детский утренник в одну из соседних школ.
Вернувшись домой, переполненная впечатлениями, я записала их в своем дневнике, хотя, несмотря на свою раннюю начитанность, писать грамотно не умела.
«2 января я пашла на елку там был канцерт и обед из двух блюд и на третея было жиле еще дали 50 грамм хлеба когда я пришла в школу там уже ждали ребята мы долга мерзли в каридори в зали были другие ребята патом наконец нас впустили и там мы тоже изрядна мерзли и так замерзли что патом никак немогли атагреца сколько мы не балтали ногами все равно скоро начался концерт там показывали очень интересные номера например показывали очень смешнова дядьку фокусы цырковой номер песни а патом канцерт коньчелся и дед мороз пригласил нас обедать но обедать сразу нельзя была патамучто другие обедали патом и мы пошли обедать обед был такой на первое был суп с перловой крупой на втарое была запиканка из чорных макарон а на третее было жиле патом дали подарки подарки были такие там была шиколадка, 6 пичений одна или две конфеты и сухафрукты».
Ребятишек, как могли, старались прикармливать.
В течение января я не раз бывала на таких елках. Часто половину «елочного» времени мы отсиживали в бомбоубежище. Зато кулечек с подарком доставлял острую радость.
День рождения тети Юли
Приближается день рождения тети Юли. Соблюдая традицию, раз в году все родные собирались по этому поводу у нее на Восемнадцатой линии.
Обрадованная, польщенная всеобщим вниманием, тетя Юля старалась вовсю.
Скудные сбережения тратились на дорогую колбасу, балычок, сыр. На горячее неизменно подавались прыскавшие соком сосиски с картофельным пюре и тепло «дышавшие» пироги. А потом — чай с кренделем и вареньями всевозможных сортов. И тут уж надо было сидеть долго, есть до отвала, хвалить закуску и подробно, заинтересованно обсуждать качество нынешних пирогов. Тетя Юля цвела, а родственники чувствовали себя размягченно, как люди, исполнившие свой долг. Пока все отдыхали от трапезы, я хозяйничала в тетиной комнате в свое удовольствие. Листала тяжелый альбом с плотными старыми фотографиями, на которых натянуто улыбались красавица-бабушка и дурнушка тетя Юля — в шиньонах, в платьях с «буфами». Заглядывала в картонный футлярчик из-под каких-то дешевых, еще дореволюционных, духов. В задымленном флакончике сохранилась капля темной, похожей на валерьянку, жидкости… Легкая серая пыль вздымалась из треугольной коробочки с пудрой «Белый лебедь»… В другом альбоме, потертом, плюшевом, с медной застежкой, красовались старинные поздравительные открытки, предмет моих вожделений: ангелочки в белых ночных рубашечках, веселые желтые цыплята у раззолоченного яичка, томная дама в огромной шляпе с пышными перьями.
С наступлением блокады и голода день рождения тети Юли засиял для меня далекой, прекрасной путеводной звездой.
Мне снились накрытый стол, добрая теткина улыбка и, в особенности, горячая розовая сосиска, повисшая на кончике вилки…
Накануне заветной даты я провела бессонную ночь.
— Посмотрим, какая будет погода, — сказала вечером мама.
Утром — к окошку! Метель… Все погибло!
— Мама, мамочка!..
— Лена, нам ведь не дойти, сама видишь.
— Дойдем!
