торопился, явно наслаждаясь происходящим. Передо мной была медленная, тщательная процедура, сродни золочению, а вовсе не дело рук безумного маньяка. С одного из тел все еще свисали полоски кожи. Другие трупы успели очистить вода и морская живность. От одной мысли, что моя сестра или ее муж могут быть как-то связаны с этим кошмаром, все сжалось у меня внутри.
За фотографиями следовала пара страниц рукописного текста, а за ними – отпечатанные на машинке отчеты о вскрытии. Все они выглядели примерно одинаково:
– Наружная травма. Значит, такими словами у них называется отпиливание члена, – прокомментировал прочитанное Рэм. Он стоял у меня за спиной. – Если бы нечто подобное сделали со мной, мне бы на сто процентов была гарантирована и внутренняя травма.
Он указал на экран.
– Роз, скажи мне начистоту, что тебя заставило ввязаться в это дерьмо?
– Я же тебе сказала. Моя сестра...
Он оборвал меня:
– Нет, я не о ней. Я о том, что ты этим себе зарабатываешь на жизнь.
Его вопрос застал меня врасплох.
– Думаю... потому... потому, что во всех подобных случаях я хочу узнать, почему... почему такое случается.
– Потому что убийца – больной придурок, вот почему.
– Нет, вопрос не в убийце. Почему погибли эти люди? Почему именно они? Почему именно таким образом? Неужели они это заслужили? – В моей памяти снова возникло лицо матери под водой. – Мне кажется, я ищу ответа на вопрос, случайность ли все то, что с нами происходит.
Рэм покачал головой.
– Тебе стоило бы принять индуизм, Роз. Идея реинкарнации ответила бы на все твои вопросы, и ты смогла бы бросить эту грязную работу и заняться чем-то другим.
Мы снова вернулись к компьютеру, к фотографиям хиджры по имени Сами, первому из убитых. При жизни он был по-женски миловиден, но смерть успела стереть почти все женственное в нем, подчеркнув мужское в классической форме заострившихся черт. Они застыли в мраморном совершенстве смуглого микеланджеловского Давида.
– Ты сможешь прочесть? – спросила я, показав на рукописные заметки, прилагавшиеся к фотографиям.
– А разве ты сама не читаешь на хинди? – Это, казалось, его удивило. – Должно быть, это оригиналы отчета, сделанные в учреждении следователя по особо важным делам. А отпечатанные страницы предназначаются для хранения в архиве. – Он нахмурился. – Минутку.
Рэм вернулся к отпечатанному варианту отчета и внимательно перечел страницу за страницей.
– Жуть!
– Что такое? Ты обнаружил указание на то, что утопление в море с предшествующим членовредительством – маловероятный способ самоубийства для
– Трех, – поправил меня Рэм.
– Но здесь же у нас четыре трупа. Все они изувечены и утоплены.
– Как раз то, что сказано на отпечатанных страницах. В рукописных заметках содержится более подробная информация об увечьях в области гениталий: одному из этих ребят, по-видимому, и в самом деле была сделана профессиональная операция по кастрации. В них также говорится, что три тела были найдены у кромки воды – их выбросило волнами на берег, но первое – тело этого самого Сами – нашли на пляже Чоупатти довольно далеко от моря. Труп Сами был прислонен к статуе Тилака. Но это отнюдь не самое страшное. Бедренные и коленные суставы у него были сломаны, точно так же как локоть и пальцы правой руки. И все это после наступления трупного окоченения! Между ног зажат картонный плакат. Приводятся слова с этого плаката. В примерном переводе они звучат так: «Великий вождь борцов за свободу Сами ностальгически вспоминает о временах Маратхи и о славе Индии».
– Итак, действительно убийство. И убийца – человек образованный и с политическими идеями. Или по крайней мере хочет таковым казаться.
– Но это может быть и политическое самоубийство в знак протеста против чего-то.
– Да, конечно, вначале он убивает себя, а его приспешники сидят вокруг и ждут, пока не наступит трупное окоченение, после чего суют ему плакат, так получается? Интересная теория.
– Я не специалист в убийствах, самоубийствах, членовредительстве и прочих подобных удовольствиях, – возразил Рэм. – Ну, просвети меня насчет того, когда наступает трупное окоченение.
– Зависит от температуры окружающей среды, от погоды. Никогда невозможно сказать наверняка. Один остряк-профессор заметил как-то, что если у трупа нет явных признаков окоченения, это значит, что человек мертв либо менее шести часов, либо более сорока восьми. Но самое интересное здесь – сломанные суставы. Эта деталь свидетельствует о том, что хиджра был убит где-то еще, а сюда перенесли тело и здесь придали ему соответствующую позу. Но зачем же выставлять его таким странным способом?
– Может быть, они хотели кого-то предупредить? Тогда и плакат находит объяснение.
Рэм добрался до конца файла.
– Мой двоюродный брат прислал еще и записку лично для меня.
Он указал на экран.
– Он довольно озлоблен, – заметил Рэм. – После окончания университета не захотел участвовать в карьерной гонке, а это совершенно необходимо, если хочешь чего-то достичь в индийской полиции. Поэтому и застрял на очень низкой ступени служебной лестницы. Он работал в Дели во время убийства Индиры Ганди. Многие из его коллег-полицейских принимали участие в грабежах и насилии после теракта. Мой двоюродный брат составил соответствующее донесение по этому вопросу, и оно настолько испортило его репутацию на службе, что он вынужден был поспешно уехать в Бомбей. Поэтому-то он совсем не прочь навредить системе.
Я снова взглянула на экран.
