потоптался на месте и сказал прерывающимся голосом:
— Не плачьте, мамаша… Будьте мужчиной.
И вдруг сам зарыдал басом. Слон был такой добрый, что не переносил, когда кто-нибудь плакал.
Козел Тимофей сказал:
— Не удивительно, что пропал Захар, он был такой шалун. Было бы удивительней, если бы исчезло мыло. Говорите, мыло здесь? Покажите, где мыло!
— Не трогайте мыло! — раздался вдруг голос, неумолимый, как голос самой судьбы. — Ведь это вещественное доказательство!
Тимофей вздрогнул и обернулся.
Перед ним, холодно улыбаясь, стоял незнакомец в темных очках.
— А я и не тро… — начал было Тимофей и вдруг разозлился: — Ты кто такой тут выискался?! Командир, тоже мне! Может я это вещественное доказательство как раз и хочу отнести, куда следовает?
— «Куда следовает» уже рядом с вами, — веско сказал незнакомец и показал Тимофею удостоверение.
Козел посмотрел в книжечку, как обычно смотрел на уличные афиши: умно, внимательно, делая вид, что он грамотный. А портрет был похож.
— Поня-ятно, — протянул Козел.
И незнакомец спрятал удостоверение.
Ивану Ивановичу тоже очень хотелось заглянуть в книжечку, но попросить он постеснялся. Отведя Тимофея в сторону, Слон шепнул:
— Что там написано?
— Как вылитый, — сказал Козел. — Одно ухо торчком, другое набок.
— Он следователь?
— Вылитый. Только без очек.
Иван Иванович обратился к незнакомцу:
— Как вы вовремя, товарищ следователь! Простите, не знаю, как вас звать-величать.
— Шарик.
— А по батюшке?
— Да что там! Шарик и все.
«Какой хороший следователь, — подумал Иван Иванович. — Занимает такой пост, а скромный». И он уважительно представился:
— Слон Иван Иванович, обитатель, так сказать, этого дома.
Между тем Шарик отогнал Козла от мыла:
— Не топчитесь здесь, вы уничтожаете следы.
— Может, я их сам здесь ищу, — огрызнулся Тимофей.
— Для этого есть специалисты, — отрезал Шарик, доставая увеличительное стекло. — Вас, Иван Иванович, тоже попрошу отойти.
— Ухожу, ухожу, — поспешно сказал Иван Иванович и, стараясь ступать на цыпочках, неуклюже перебрался на асфальтовую дорожку. При этом он подумал: «Щенок щенком, а дело знает».
Тимофей же криво усмехнулся и пробормотал:
— Гляди, гляди! Пострелята — близнецы, значит, следы одинаковые, как обмылки. Дураку видно.
— Воздержитесь от ненужных подробностей, — сухо ответил Шарик фразой, которую вычитал в одном детективном романе.
Но противный Козел оказался прав.
Сколько ни разглядывал Шарик следы — и в стекло, и без стекла, — они были неотличимы друг от друга. Даже мама-кошка не смогла сказать, кому какой принадлежит.
Шарик растерялся. До сих пор все шло по правилам, и вдруг — на тебе!
— Хе-хе… — сказал Козел.
Шарик посмотрел на него через увеличительно-искажающую лупу. Борода у Козла оказалась на лбу, а рога торчали из рта, как моржовые клыки.
Шарику захотелось выхватить свой пистолет и — ба-бах — застрелить это ехидное чудовище.
Козел гнул свое:
— Надо сообщить, куда следовает, пускай другого присылают. А сами пока разойдемся, чтоб тут ничего не нарушить.
— Ну что вы, Тимоша, в каждом деле бывают трудности, — пробасил Иван Иванович.
— И вдруг оба уха у Шарика встали торчком! Это означало, что его лохматую голову осенила гениальная мысль.
Он обратился к близнецам:
— Захар нес мыло?
— Нес! — дружно подтвердили близнецы.
— Следовательно, — Шарик сделал эффектную паузу, — следовательно, его следы должны пахнуть чем? Земляникой! Ведь мыло земляничное, не так ли, Тимофей?
— Земляничное, — подтвердил Козел.
— Браво, Шарик! — воскликнул Слон, пораженный простотой и логичностью этого вывода.
А Шарик уже мчался по земляничному следу. Что-что, а нюх у него был отменный.
След становился все свежее, свежее, словно пропавший котенок пробежал здесь минуту назад…
И вдруг след пропал!
Шарик резко остановился. Огляделся.
Он стоял посередине волейбольной площадки.
— Что-нибудь случилось, Шарик, — участливо спросил Слон?
— След пропал, — пробормотал сыщик. — Не может он здесь оборваться! — Ухо у него удрученно опустилось.
— Хе-хе, — вставил Козел, — может, кошан разбежался, крылышками взмахнул и на луну полетел? У нас это просто.
— Ах, Тимофей, — укоризненно сказал Иван Иванович, — в такой момент, когда решается судьба ребенка… Ах!
Тут Шарик, разглядывая землю через лупу в том месте, где оборвался след, воскликнул:
— Ага!!! — и отрывисто спросил Марью Васильевну: — у Захара были особые приметы?
— Ага, — вставил Козел, — крылышки.
— Почему вы говорите «были»? — помертвев, прошептала Марья Васильевна. — Его нет… в живых?!
— Разве я сказал «были»? Я спросил, есть ли у Захара особые приметы.
— Есть, есть! Он… такой хороший.
— Не волнуйтесь. Подумайте. Я спрашиваю о приметах, которые бы отличали Захара от других близнецов.
Марья Васильевна подумала и сказала:
— Он самый хороший.
Все это время Иван Иванович, растопырив уши, похожие на два огромных серых зонта, напряженно прислушивался к разговору. Но вот, кашлянув, он робко подал голос:
— Простите… если могу быть полезен…
— Слушаю вас, — охотно отозвался Шарик, потерявший надежду получить нужные сведения от Захаровой мамы.
— Дело в том, — начал Слон, — что я неоднократно слышал, — как один из обитателей нашего двора, некий Николай Воробей, неприлично обзывал Захара… Это выражение, как мне кажется, может послужить той самой особой приметой, которую вы…
Слон смущенно умолк, и его уши стали похожи на два громадных розовых зонта.
— Как же он его обзывал? — нетерпеливо спросил Шарик.
— Боюсь, что я не смогу повторить этого ужасного слова.
