ещё дубль?
– Да, – сказала Донна, отвечая на совершенно другой вопрос. – То есть я имею в виду нет, думаю, всё хорошо получилось.
«Да, я хочу, готова вернуться. Что там Шарлотта говорила о том, в чем как она считает, гениальность Рафаэля? Что-то вроде того, что он подчёркивал ценность
Когда Донна наконец собралась возвратиться в Урбино, она отказалась от наиболее простого способа – взять в Риме машину напрокат, а избрала долгий и медленный путь паломника – сначала поездом до Ареццо, вторым классом, в вагоне для некурящих, где было не продохнуть от сигаретного дыма. Курили двое франтоватых солдат, ехавших с их сестрой и крупнотелой мамашей, облачённой в чёрное. Их брат, объяснила на ломаном английском сестра, был недавно убит при восстановлении знаменитого кафедрального собора в Ассизи; трагедия, впрочем, не лишила семейство аппетита. Между сигаретами они беспрестанно подкреплялись – крепким красным вином из оплетённой бутыли, сморщенными маслинами, хлебом с хрустящей коркой, который один из солдат нарезал большим ножом с пилообразным лезвием, прижимая краюху к груди, а мамаша потом натирала свежим чесноком, а кроме того, твёрдой, сухой, черноватой начесноченной колбасой, тугими красными помидорами размером с небольшой капустный кочан – и настойчиво угощали Донну, не слушая её протестов. Постепенно запах чеснока и свиной колбасы заполнил весь вагон, так что, когда Донна сошла в Ареццо, от её одежды разило, как от коптильни, но ядрёный этот аромат мог лишь вызвать симпатию к ней у пассажиров автобуса, которым она отправилась из Ареццо дальше, через мрачный городок Сансепулькро, а там, едва сдерживая тошноту на головокружительной дороге, через
Университет несколько разросся в сторону западного склона, а по окраинам появилось больше шале в швейцарском стиле и необрутальных международных отелей, но Урбино, по крайней мере его центр и суть, ничуть не изменился, чего нельзя было сказать о ней самой.
Её удивило, как хорошо она помнит планировку города, невероятно сложную для прежней, молодой Донны. Может, это было потому, что названия улиц – Гарибальди, Возрождения, Мадзини, Маттеоти – теперь, через столько лет, обогатились для неё новыми ассоциациями и смыслами, и ноги сами, почти без участия сознания, находили дорогу. Помня ими хоженные маршруты, они вели её по улицам, пахнущим дымом дровяных печей и розмарином, к узкому проходу за виа Рафаэлло (где пирожные и пастри в витринах старых кафе выглядели ещё более восхитительно барочными, нежели, как ей помнилось, были семь лет назад), а потом за угол к дверям Каза Рафаэлло.
Не зная, что делать дальше, Донна постояла у дома, пытаясь прочесть латинскую надпись на мемориальной доске, висевшей на стене.
– Это дом Рафаэля, теперь в нём музей. – Голос, говоривший по-английски с лёгким акцентом, принадлежал хорошенькой итальянке, может, немногим моложе Донны. – Внутри очень мило. Очень…
– Да, – сказала Донна. – Знаю. Я здесь недолго работала несколько лет назад.
– Но… – чёрные глаза девушки расширились, – я знаю вас! Вы Донна Рикко, да? Великий наш герой – то есть героиня! Я видела все те статьи в старых газетах. Моя коллега хранит их. Она захочет увидеть вас!
– Коллега?
– Она сотрудничает с Академией Рафаэля, и мне повезло, что я работаю с ней, потому что моя бабушка была сестрой отца Франческо.
Донна улыбнулась. Она первый день как вернулась в Урбино и уже снова закружилась
– О, я не уверена, что – ваша коллега? – не уверена, что ваша…
– Шарлотта никогда не простит мне, если я позволю вам уйти! Входите, входите! Я Нина, её помощница.
– И давно она здесь… ваша коллега?
– Она появилась перед тем, как случилось чудо, то, которое мы, кто верит в него, давно называем Чудом Сан-Рокко. – Голос девушки упал. – Не выдавайте Шарлотте, что я так говорю! Она не любит подобные разговоры. Она… человек науки, знаете? Очень дружна с мэром, профессором Серафини и всей их компанией.
Встреться они на улице, узнала бы Донна Шарлотту в этой улыбающейся женщине, которая устремилась к ней? Теперь Шарлотте было порядком за пятьдесят, и выглядела она не такой тощей и блёклой, как прежде. Работа в Италии пошла ей на пользу: лицо смягчилось и просветлело, стало живее, как портрет, на котором освежили красочный слой. Донне, на которую работа на телевидении оказала противоположное действие, это казалось невозможным. «Я, наверно, романтизирую влияние этих мест», – подумалось ей.
Шарлотта обняла её за плечи и расцеловала в обе щёки. Как это не похоже на прежнюю Шарлотту!
– Донна, до чего же чудесно снова увидеть тебя после стольких лет! Я позвоню Франческо, скажу, что ты здесь, а потом…
– Франческо?..
– Франческо Прокопио, моему мужу. Прости, я так привыкла, что здесь все обо всех всё знают, что забыла, как живут за пределами нашего маленького мирка. Но Франческо захочет увидеть тебя. Ты должна пойти к нам – выпьем по стаканчику, потом обед.
– Ой, прямо не знаю… то есть у меня мало времени…
– Чепуха! Просто необходимо подкормить тебя, пока ты здесь. Слишком ты худая… – Шарлотта засмеялась. – Прости – ещё раз! Я точно итальянские мамаши! Но правда, мы бы так хотели услышать, как ты жила все эти годы… и нам тоже есть много о чем рассказать тебе. – Она дотронулась до руки Донны. – Пожалуйста, останься.
– Чем это так восхитительно пахнет? – спросила Донна, поднимаясь в квартиру на виа Рафаэлло, в которой Шарлотта жила с Прокопио.
– Это пахнет из кухни Франческо, – ответила Шарлотта. – Вход в кафе на другой улице. Ужасно опасно для
Квартира была невелика, хотя благодаря планировке производила противоположное впечатление. Полная света, с высокими потолками, огромными окнами и скрипучими полами с узкими половицами цвета чёрной патоки и свободно стоящей мебелью, стенами, увешанными превосходными карандашными рисунками зданий и статуй.
– Это её работы, – шепнула Нина. – Она состоит в комитете по реставрации памятников Урбино.
– Прекрасные рисунки, – быстро и тактично сказала Донна, хотя в тактичности не было необходимости – рисунки и в самом деле были превосходны. – Узнаю некоторые здания.
– Но, думаю, не торты! – тут же засмеялась Шарлотта, словно смех всегда был у неё под рукой. – Некоторые из тех набросков – выставочные торты, которые я придумала для витрин Франческо и его экспозиции на ежегодных ярмарках. О моих нынешних художественных подвигах ты можешь услышать от Нины, я же пока пойду приготовлю кофе.
Нина дождалась, когда с кухни донёсся звук кофейной мельницы, и сказала:
– Трижды в году Шарлотта перенимает от Франческо бразды правления и создаёт эти потрясающие марципаново-бисквитные пейзажи Урбино для витрин его кафе. Каждое здание настолько точно повторяет оригинал, что невозможно поверить, что они не настоящие, только видимые как бы с расстояния. У Шарлотты, как сказал Франческо, говорящие пальцы, и действительно, в том, что касается пастри, она подлинный художник.
– Ваш английский очень хорош – она вас учила?
