педали. Джек потрясенно смотрел на дом — конечный пункт его путешествия. Перед ним возвышались густые заросли амброзии в человеческий рост, над которыми едва угадывалась жестяная крыша, опутанная ползущими растениями, и верхняя часть бревенчатого строения, с грубо прорубленным в стене проемом, накрест заколоченным деревяшками. Джек стоял и смотрел. Это не то место, где человек может провести отпуск. Это даже не дом, скорее хибара, жалкая хижина.
Отключив двигатель, Джек распахнул дверцу машины и выбрался наружу. Тишина ударила по ушам. Какое-то время он пребывал в шоке, его охватила паника, страх, тот животный страх, который заставляет бежать куда глаза глядят. Но он сумел собраться с духом, вытащить из багажника домкрат и с его помощью прорубить просеку до дверей хижины. С помощью домкрата он сковырнул с двери деревянную планку, не дававшую ей открыться. Рассохшаяся, пробитая топором дверь распахнулась, жалобно пискнув, — петли проржавели, и она держалась лишь чудом. Джек переступил порог, спугнув птицу, она выпорхнула из дома и едва не задела Джека крылом.
Он оказался в довольно просторной комнате, футов пятнадцать на двадцать, с грубо обструганным дощатым полом и такими же стенами. В углу стоял квадратный сосновый стол и покосившаяся газовая плита. В другом углу, рядом с каменным очагом, — два стула и кушетка с порванной обивкой, наполовину выпотрошенная. То ли последние постояльцы устроили драку, то ли содержимое кушетки решили использовать для гнезда какие-нибудь лесные жители. Повсюду валялись мышиный помет и сухие листья. Джек обнаружил два маленьких окошка, закрытых самодельными ставнями, и еще одну дверь, которая привела его в крохотную комнатушку с тумбочкой, табуретом и железным проржавленным брусом в углу под потолком — на него, вероятно, вешали одежду. Вот и все.
Джек вышел и сел на порог. Он старался мыслить рационально, не давая воли смятению и страху. Он уже подумал было о том, не попытаться ли найти отель хотя бы на ночь, но решил, что через час уже стемнеет и весьма высока вероятность того, что он заблудится в этой глуши. В любом случае таким образом он смог бы лишь отложить решение проблемы, да и деньгами швыряться он не мог. Ключевой вопрос состоял в том, собирается ли он вытянуть этот воз или опять задерет лапы кверху. Шорох в кустах заставил его поднять голову. Из-под зелени показался сурок и замер на задних лапках, с круглым животом и любопытным, как у старика, взглядом. Он смотрел на Джека, а Джек — на него. В голове его прокручивались объяснения, он слышал собственный голос: «Видите ли, я собирался закончить книгу, но, к сожалению, оказалось, что в доме невозможно жить. Я всегда хотел стать писателем, но, к сожалению, у меня вышли сроки. Я всегда хотел чем-то отличаться от своего отца, но ничего не вышло. Была женщина, которая мне всегда нравилась, но…»
Джек сидел и размышлял, а лес тем временем, оправившись от шока, вызванного появлением человека, вернулся к прежней жизни — зашумел, задвигался. Джек дружелюбно кивнул сурку.
— Мы с тобой братья по крови, ты и я, — сказал он и решительно поднялся на ноги.
Последний светлый час он потратил на то, чтобы набрать хвороста, разыскать родник и вымести дом с помощью на удивление добротной метлы, которую он обнаружил в пристроенном к дому сарае. Когда комары начали кусаться особенно яростно, а летучие мыши вылетели на охоту, Джек сменил шорты на джинсы, достал из рюкзака старый свитер и принялся перетаскивать вещи из машины в дом. К тому времени как он сумел закрепить сломанную дверь, небо стало черным как смола. Поднялся довольно прохладный ветер, звезды заволокло тучами, а месяц только народился и проку от него было мало. Джек развел костер, но не для тепла, а чтобы развеять мрак в доме и на душе. Он уселся перед огнем на спальный мешок и принялся медленно жевать сандвич, закусывая яблоками и припасенными на десерт хрустящими рогаликами с кремом. Настроение пошло вверх. Он стал мысленно составлять список того, что должен завтра купить. Ветер разыгрался не на шутку. Резко похолодало. Какие-то звери шуршали в кустах (опоссумы? олени? скунсы? медведь?).
Около десяти начался дождь. Капли звонко ударялись о жестяную крышу, стекая на пол сквозь многочисленные прорехи. Джек забрался в спальник и, положив голову на сложенную вчетверо куртку, стал смотреть на огонь. Артур Миллер, как ему помнилось, своими руками построил шалаш перед тем, как взялся писать «Салемские колдуньи». Джек понимал, что до Миллера ему далеко, он, к примеру, ни за что не женился бы на Мэрилин Монро. Но он был Мэдисон, и в нем взыграла фамильная гордость. Он ни за что не сдастся!
Джеку понадобилось пять дней, чтобы сделать дом пригодным для жилья. Он установил маленький генератор, который качал воду из ручья, расположенного выше по склону холма, извел амброзию, залатал крышу и перевесил дверь. Затянул окна сеткой от комаров и очистил дымоход от птичьих гнезд. В маленьком сонном городке он купил старую плиту и холодильник и к ним канистры с газом, а также разорился на две совершенно новые керосиновые лампы. Он получил лицензию на ловлю рыбы и приобрел карту с туристическими маршрутами. Кровати не было — он повесил в доме гамак и почти приучил себя в нем спать. Маленькую заднюю комнатушку оборудовал под кабинет — стол соорудил из старой двери, прибив к ней ножки из сосновых бревен. Снаружи, под деревьями, теперь стояло его новое средство передвижения — хрипящий пикап, купленный по дешевке из-за расцветки: бывшие владелицы, девчонки-хиппи, выкрасили его в ярко-розовый цвет, а капот разрисовали ромашками. Деревенские мальчишки улюлюкали ему вслед, но Джек лишь усмехался в ответ и включал на полную громкость музыку.
Теперь можно было браться за работу. Его портативная пишущая машинка плотно и основательно стояла на самодельном столе рядом с большой пачкой девственно белой бумаги и несколькими папками, содержавшими заметки и недописанный сюжет. Джек решил сделать этот день — первый день настоящего творчества — особенным. Он придумал целый ритуал. Встал рано, побрился перед зеркалом, которое повесил на дереве возле домика, сварил кофе и поджарил яичницу с ветчиной — настоящий плотный завтрак, надел шорты и чистую футболку и сел за стол. Исполненный решимости и надежды, он открыл знакомую рукопись. Ах да! «Корабль медленно входил в гавань…»
Через четыре часа Джек в отчаянии ударил кулаком по столу и вышел на крыльцо, чтобы полюбоваться величественной панорамой. Он был все там же, где и месяц назад. Роман жил у него в голове, но на бумагу ложился мертвым, он был не в силах вдохнуть в него жизнь. Остаток дня и еще два последующих Джек бился над проблемой, вымарывал фразу за фразой, закатывал бумагу в машинку, вытаскивал и рвал, снова вставлял, писал, прочитывал написанное и снова рвал. Может, изменить конец или начало, дать изложение от первого лица? Пот лил с него градом, когда июльское солнце раскаляло жестяную крышу, превращая его «кабинет» в настоящую духовку. Он проклинал себя за каждый час, впустую потраченный в Нью-Йорке, где он мог работать с комфортом, имея кондиционер и компьютер. Он подсознательно искал повод, чтобы отвлечься, ему приходилось чуть ли не привязывать себя к стулу, чтобы не прыгнуть в свой пикап и не отправиться в город в поисках пива или компании. Время утекало в песок. Если не выходить из нищенского бюджета, пятьдесят долларов в неделю, денег хватит на три месяца. Отодвигать срок больше нельзя. Все, точка.
На четвертый день он встал с первыми лучами солнца, натянул старые походные ботинки, закинул на спину рюкзак и отправился в лес. Утренние облака, густые и влажные, повисли над деревьями. Наполненный сосновым ароматом воздух казался живым от пения птиц и журчания холодных и чистых ручьев. Однажды он спугнул стадо оленей, легконогие животные бросились врассыпную, мелькая белыми попками. Глаза его жадно впитывали все, что он видел, — солнце изменяло цвет окружающего пейзажа от туманно-размытого, как на фото в технике сепии, до яркого, вибрирующего, лучащегося. Но мысли были поглощены еще не выстроенным сюжетом романа. Вот он, висит перед ним как голограмма, но видеть мало — надо ощутить.
Тропинка, извиваясь, поднималась в гору, и Джеком постепенно овладевали воспоминания — детство, сцены из фильмов. Потом прикинул, хватит ли хлеба до конца недели, и вдруг, ни с того ни с сего, в памяти всплыла Фрея. Он пытался выбросить ее из головы, запрещал себе думать о ней и вдруг увидел ее, словно она была рядом. Он чувствовал холодновато-влажное прикосновение листьев к руке — боль, когда уколол палец шипом розы, видел, как судорожно изогнулось ее тело, когда она схватилась за раковину. «Тебе плевать на людей и их чувства». Джек испытал стыд и нежность, сожаление и неуверенность в себе — мощный водоворот чувств и ощущений.
Он продолжал карабкаться вверх к гранитной вершине. Достиг наконец ее, отдышался немного и окинул взглядом окрестность. Он был потрясен совершенством увиденного. То, что казалось таким запутанным и хаотичным внизу, здесь приобрело строгую логичность. Он видел, как ручьи соединяются с реками, понял,
