Ко мне. Она открыла дверь без стука.
— Тут кое-что в газете, — сказала она мне, показывая издали. — Вам придется съехать.
— А чего ж вы полицию не известили? — спросил я.
Она смотрела на меня со страхом в глазах.
— Уходите, — повторила она. — Мы ничего не сказали, потому что все они гонятся за вами, словно псы. Даже если вы плохой человек, наш долг был сделать это для одного из наших братьев, но теперь больше нельзя.
— Почему? — спросил я. — Боитесь, что еще кого-то убью?
— Не боимся, — сказала она, — только вам придется уйти.
— Я заплатил вам до завтра.
— Теперь все по-другому, — сказала она. — Говорят, что ваш брат угрожал вам, но женщина-то, что вы убили, вам не угрожала, а вы взяли ее деньги, а сначала убили и изнасиловали.
Я рассмеялся. Убил и изнасиловал. Понятно, ведь я черномазый.
— Послушайте, — сказал я, — вы же прекрасно знаете, что пишут о неграх в этой стране. Не убивал я ее. Просто ударил кулаком, чтоб замолчала.
Она с тревогой смотрела на меня.
— Я тут уже три дня, — сказал я. — Если бы хоть какой риск был, вас бы уже разыскали, за три-то дня.
— Теперь по-серьезному ищут, — сказала она.
Меня это начинало раздражать. Она говорила ровным голосом, как если бы все, что я мог ей сказать, не имело никакого значения.
— Ладно, — сказал я. — Съеду завтра вечером, как условились. Но, понятно, не советую вам что-либо затевать.
Видно, я слишком повысил голос, потому что послышались шаги ее мужа, тоже поднимавшегося наверх.
— Считаете, небось, что тридцати долларов в сутки за эту мерзкую конуру мало? — сказал я.
— Не в номере дело, — прошептала она. — Мы рискуем вашей жизнью и нашей свободой. Муж не хочет, чтобы вы тут оставались.
Тут вошел он сам. Он отводил глаза и остановился за женой,
— Покажите-ка газету, — сказал я.
— Слушайте, — сказал он, — мы сделали все, что могли, старина, но они стали ворошить квартал за кварталом, так что стало небезопасно, отнюдь не безопасно. Послушайте, старина, вам придется съехать из нашей гостиницы.
Я подошел к ним поближе. Она и не шевельнулась, а он слегка попятился.
— Хотел бы я взглянуть на газету, — сказал я.
И немедленно, она была нужна мне немедленно. Наверное, в газете написано о моей жене. Хозяин сделал шаг вперед, выхватил газету из рук жены и отпрыгнул к двери.
— Уходите, и у вас будут все газеты, какие пожелаете. Послушайте, старина, я готов вернуть вам деньги за завтрашний день.
Я рассчитал замах. Он еше не был знаком с моими рефлексами. Он попробовал отскочить назад, но я его уже крепко держал, втащил в комнату и ногой захлопнул дверь.
— Давай сюда газету.
Хозяйка и не шевельнулась. Она выкатила глаза и уставилась на меня, прижимая сжатые руки к вздымающейся груди.
— Давай…— повторил я, глядя на нее. Она подобрала газету и протянула мне. Я запихал ее в карман.
— Возьми шнур от шторы.
Она молча повиновалась и оторвала тонкий витой шнур. Хозяин не шевелился. Он был мертв от страха. Я поднес ему левый кулак под нос.
— Смотри, — сказал я. — Вот, что они называют «убить женщину».
Его челюсть слабо хрустнула, и он обмяк в моих руках. Я ударил несильно, на этот-то раз я точно знал. Его сердце билось равномерно.
— Не бойся, — сказал я женщине.
— Я не боюсь,-ответила она. — Я сделала все, что была должна.
Я связал ее мужу руки и затолкал его под кровать.
— Ухожу, — сказал я. — Вот только газету прочту.
Теперь я был спокоен и ко всему равнодушен. Там был отчет о допросах. Меня описывали, как опасного психа. Но не слишком напоминали, что я негр. А дальше писали о Шейле. Она взяла адвоката и начала развод.
Я перечел этот абзац дважды. О ней почти ничего не сообщалось. Даже фотографии ее не было. Кто-то отсеивал, что не нужно.
Я раздумывал, наверное, очень долго. Женщина не шевелилась. И муж ее, там, под кроватью, тоже не шевелился.
Она подошла ко мне.
— Хотите что-нибудь перекусить перед уходом?
Шейла. Две ночи. Энн, Салли, Рози. Я уже четыре дня женщины не трогал. Я вспомнил тело Мюриэл, ее нейлоновую комбинацию.
— Нет, — сказал я. — Кусок в горло не лезет.
Она заметила, как я смотрю на нее, но ничего не сказала. Продолжала стоять на месте. Грудь ее учащенно вздымалась.
Я овладел ей на железной кровати, даже не раздевшись. Она и не думала сопротивляться. Мной двигало странное влечение и показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она вроде вышла из оцепенения. Ее влагалище было нежным и жгучим, словно знойный источник; ее тело вздымалось, а руки пробегали по моему нервному, напряженному телу. Потом она прижала меня к себе, словно хотела втереть в себя; она стонала, точно животное, почти беззвучно, сама не понимая.
XXV
Я долго оставался лежать рядом с ней, а она и не пробовала высвободиться. Я задрал ей очень высоко платье и машинально поглаживал ее крепкий голый живот. А потом я услышал, как тот под кроватью застонал и стал шевелиться. Я встал, несколько привел в порядок одежду и проверил, держит ли веревка. Вроде, все как надо. Женщина тоже поднялась.
— А теперь уходите, — сказала она. — Вы должны уйти.
— Послушай, — сказал я, — куда же мне идти?
— Это место-то вы сумели найти, — прошептала она. — Так и другое найдете…
— Меня ищут, — сказал я. — Меня разыскивают по всему городу. Только на улице покажусь, сразу же узнают.
— Я не могу вас тут оставить, — тихо сказала она.
Хозяин шебуршился под кроватью все сильнее. Я подошел к нему и вытащил его из уединения.
— Куда бы его положить? — спросил я,
Она молча взглянула на меня и того, что прочла на моем лице, вроде оказалось вполне достаточно, потому что она медленно повернулась, открыла дверь и стала спускаться по лестнице, а я за ней. Мы оказались на втором этаже. Никто нам не встретился. В доме было совсем тихо.
Она ввела меня в маленькую комнату, указала вторую дверь, которую и открыла. За ней была довольно грязная кухня с большой раковиной, а под ней располагался шкафчик со всякой дрянью: старые щетки, консервные банки,тряпки,
Я сделал из тряпки что-то вроде кляпа и запихнул хозяину не очень плотно в рот. Одним махом я повалил его на всю эту кучу. Я закрыл дверь шкафчика, предварительно убедившись, что сквозь щели проходит достаточно воздуха.
Слышно было, как он там ворочается. Видно. старается устроиться поудобнее.
Женщина стояла на кухне неподвижно, как раньше.
