нашумела.
— Я, по всей вероятности, находилась тогда в Руане, — заметила Марианна.
— Да, пожалуй, ведь это произошло в середине октября… Во всяком случае, с тех пор о моём Бланпэне ни слуху ни духу, исчез, сгинул. Интересно на самом деле знать, что стало с его женой. Сомневаюсь, чтобы ей очень его не хватало: если говорить начистоту, он был плохим помощником. Но ведь она осталась одна с двумя детишками на руках, не считая ребёнка от первого брака. Да, поступок неважнецкий… Но таков он, этот Бланпэн, и, что самое замечательное, на него невозможно сердиться. Я твержу себе: «Ах, негодяй!» — а вместе с тем прекрасно знаю: появись он сейчас передо мной, как всегда с таким видом, словно только что с луны свалился, я подумаю лишь: надо поскорее откупорить бутылочку винца и спрыснуть его возвращение.
— Ну, не скажу о себе того же, — возразила Элизабета. — Бросить жену и детей — это позор!
— Да, позор, — вторил ей Поль.
Весь красный, возбуждённый, он нисколько не походил на того молчаливого мальчика, каким был минуту назад. Какой же злой человек этот Бланпэн, ничтожество такое! Вот почему тётя Мальвина всегда печальная, вот почему ей приходится мучиться, подсчитывать выручку.
— Стыдно! Стыдно! — продолжал он очень громко.
Господин Клуэ, привскочив, откинулся на спинку стула.
— Ну и нy! — сказал он. — Да вы-то что в этом понимаете? Нет, вы только послушайте! Берётся судить моего Бланпэна, словно знает его, честное слово!
— Правда, — заметил Бернар, — странный мальчик.
И все уставились на Поля, а тот, совершенно багровый, нервно теребил свою салфетку. Он готов был провалиться сквозь землю. Вдруг он вздрогнул, услышав слова, произнесённые Марианной.
— Он всегда такой, когда ему что-нибудь рассказывают, не обращайте на него внимания.
Она сопровождала свои слова понимающей улыбкой, окончательно смутившей Поля. Он решил, что она разгадала его тайну, но — странная вещь! — отнюдь не расстроился, а наоборот, почувствовал какое-то облегчение. Что так на него подействовало? Доброе вино или сердечность хозяев? Во всяком случае, он испытывал непреодолимое желание раскрыть своё сердце. Люди эти казались ему такими хорошими, они поймут, одобрят его. Но одобрят ли они его, узнав, что он, Поль, отмахнулся от ссоры? Это слово, которое в течение всего детства имело над ним роковую власть, положило конец его порыву, и, боясь поддаться соблазну, он, не раздумывая, выпалил первое, что пришло ему в голову:
— А я видел в витрине подарок Марианны. Если бы вы знали, до чего он красив!
Неожиданное замечание всех поразило, а Марианна, подскочив к Полю, своей сильной рукой зажала ему рот.
— Сейчас же замолчите! — крикнула она.
— Ничего подобного, пусть говорит, пусть говорит, наконец-то мы узнаем! — возразил Бернар, посмеиваясь исподтишка. — Поль, дружок, быстренько расскажите нам, что это за подарок.
— Не отвечайте, Поль, я вам этого никогда не прощу! — настаивала, побледнев, Марианна.
— Нет, он ответит! — сказала Элизабета. — Что это? Подушка? Веер?
— Ни слова, Поль! — завопила Марианна.
Она трясла его за одну руку, Элизабета — за другую, и он не знал, кого слушать. Но мальчик уже принял решение.
— Я и так слишком много сказал, — заявил он. — Тайна есть тайна.
— И я того же мнения, — отозвалась Марианна.
Поль понял её с полуслова. Тайна за тайну, справедливо, ничего не скажешь, и Марианна могла рассчитывать на его молчание. С этой минуты его охватило бесшабашное веселье, и, когда после обеда господин Клуэ предложил совершить прогулку, что «способствует пищеварению», Поль восторженно приветствовал эту мысль. Все втиснулись в машину — ведь у Бернара была машина, маленький четырёхместный «рено», которым семья немало гордилась, — и поехали, оставив дома госпожу Клуэ, которой надо было «управиться с посудой», как она выразилась.
IX
По дороге аптекарь раскрыл свой замысел. Он хотел показать будущему зятю один уголок на скалистом берегу, где имелись пещеры, прелюбопытные и совсем неизведанные, которые, как он полагал, могли бы послужить «сногсшибательной» декорацией для фильма. Поместить там контрабандистов, например…
— Контрабандистов? Вы отстаёте от жизни, папаша! — с негодованием возразил Бернар. — Почему бы не пиратов, раз вы до такого договорились? Вы принимаете меня за новичка!
— Ладно, ладно, сами решите. Погодите, дайте только добраться до пещеры Кра! Кстати, когда мне было пятнадцать лет, в этой пещере на моих глазах поймали тюленя, живого тюленя.
— Тюленя? На пляже? — вскричал Поль.
— Да! Да! Тебя это удивляет, а, парижанин? Но ведь случается и зверю заблудиться, непонятно каким образом. У бедняжки был оторван один плавник, он кое-как дотащился до пещеры, где его и обнаружил некий Шуке, когда забрёл с удочкой в эти прибрежные места. Шуке поднял тревогу. Начался отлив, и пошла охота! У входа натянули сеть, кто вооружился колом, кто железным прутом. Заходят в пещеру, обыскивают её: тюленей не больше, чем в моём кармане. «Тебе померещилось, Шуке!» — заявил папаша Арсен, — кстати, он дядя жены Бланпэна, — Шуке клянётся всеми святыми, что ему не померещилось, и, пока они переругиваются, я замечаю какой-то узкий проход и с трудом втискиваюсь туда. И что же я вижу в глубине его? Два уставившихся на меня глаза.
— Это был тюлень? — крикнул Поль.
— Точно, мой мальчик. Как я отскочу, как заору: «Глаза! Глаза!» Тут папаша Арсен мне и говорит: «Бредишь ты, парнишка!» Я показываю ему то место, он идёт туда, чтобы удостовериться. «Да, малец прав!» — объявляет он. Не прошло и секунды, как они с Шуке опутали тюленя сетью и вытащили его из пещеры, совсем молоденького тюленя с симпатичной круглой головой: он тихонько похныкивал, как хнычет ребёнок, у которого что-то болит. На него просто жалко было смотреть, таким он выглядел испуганным. Но, надо сказать, Шуке хорошо ухаживал за ним, залечил ему рану, после чего без всякого труда приручил его. Он даже сделал из него завзятого рыболова — ведь эти звери такие охотники до рыбы.
— А что о ним стало, мсьё?
— Он уже давно на свободе, — ответил господин Клуэ. — Однажды утром судно Шуке затонуло со всем экипажем, и нетрудно догадаться, что тюлень воспользовался этим и уплыл в открытое море.
Шуке! Папаша Арсен! Решительно всё вертится вокруг «Звезды»! Поля так и подмывало забросать аптекаря вопросами, но по знаку господина Клуэ Бернар остановил машину в начале ухабистой дороги. Они прошли между двух рядов колючей изгороди и выбрались на скалы, откуда узкая, засыпанная обвалившимися камнями тропинка спускалась прямо к морю. Поль уверенно ступил на неё, походы в обществе Николя закалили его, и он шёл, едва касаясь ногами шатких камней.
— По-моему, вы как-то вдруг стали очень ловким! — улыбаясь, сказала ему Марианна. — Это ваши «прогулки по городу» сделали вас таким прытким?
И, прежде чем он успел ответить, она схватила его за руку и весело потащила на песок, в узкие проходы между скал. Время от времени из-под ног у них выползал маленький зеленоватый краб или легко, словно стрекоза, выскакивала из воды креветка.
— Что за погода! Что за воздух! — восторгался Бернар, идя с Элизабетой позади них.
— Ага! Вот вы уже и покорены, — сказал ему господин Клуэ, сияя от радости. — А вы ещё ничего не видели… Терпение!
Чем ближе они подходили к пещере, тем выше становились скалы. На некоторые из них приходилось взбираться, держась друг за друга. Аптекарь потел, пыхтел, вытирал лоб, но никому не уступал в проворстве: едва он коснулся ногами этого прекрасного песка, по которому некогда столько бегал, как вновь обрёл силу двадцатилетнего юноши, уверял он. Вот ещё один, последний, проход, а за ним открылся
