она. — Торакис никогда не скрывал, что жизнь спартанца может оборваться очень рано. Он пытался объяснить мне, что не боится и не избегает смерти. И избрал путь, полный опасностей. — Лисандр видел, что мать с трудом сдерживает слезы. — Но когда все это случилось, — продолжила Атеназия, — мое сердце чуть не разорвалось от горя. Я больше не могла работать в доме, где жил твой отец, и сбежала сюда. Тогда я уже три месяца носила тебя под сердцем.
Сарпедон коснулся плеча Атеназии.
— Я рассердился, когда Торакис и Демократес отправились на войну, — сказал он. — У Торакиса не было детей, которые могли бы продолжить наш род, а у Демократеса родилась дочка. Но эти два молодых человека были храбрыми, им хотелось почувствовать вкус первой битвы. Конечно, в то время я не знал… — Сарпедон взглянул на мать и сына… — что у Торакиса скоро появится сын.
Мать Лисандра улыбнулась.
На улице смеркалось, когда Сарпедон доел свой суп и кусочком хлеба вытер остатки. Если эфор и не привык к такой еде, он ничего не сказал. Поставив миску, он подложил в огонь обгоревшее полено. Тусклый свет огня падал на его лицо.
Всю вторую половину дня они проговорили о подвигах Торакиса.
«Моего отца», — подумал Лисандр, хотя это слово все еще звучало для него непривычно.
Сарпедон повернулся к огню.
— В двенадцать лет Торакис голыми руками убил дикого кабана. Его мать, моя жена Иокаста, была страшно недовольна, что он подверг себя такой опасности. Он отделался лишь несколькими царапинами, хотя все могло обернуться гораздо хуже. Торакис любил представлять себя в роли Геракла, убивающего чудовищного вепря на горном кряже Эриманфа.[17]
Лисандр взглянул на мать. Обычно Атеназия в это время спала, но сейчас на ее лице сияла улыбка, какую он никогда раньше не видел.
— После того как он… Торакис погиб, Демократес остался ее единственной надеждой. Когда он тоже погиб, жизнь стала Иокасте не мила. Вскоре она угасла. Ни одна женщина не вынесет потерю двух сыновей… — Сарпедон умолк.
Лисандру показалось, что горе деда заполнило все их жилище. Тишина стала тягостной, и он обрадовался, когда мать нарушила ее.
— После того как Торакис погиб, я испугалась за тебя. Все хорошо знают, что спартанцы бросают полукровок на произвол судьбы также, как больных и калек. К моему удивлению, ко мне пришел Демократес с подарком — прекрасным камнем алого цвета в золотой оправе.
У Лисандра сердце упало при мысли о том, что он потерял амулет. Юноша заметил, что Сарпедон тоже поднял голову. Их глаза встретились и оба какое-то время молча смотрели друг на друга.
«Не выдавайте меня», — говорил взгляд Лисандра.
Он не знал, хватит ли матери сил выслушать известие о том, что амулет украли. Атеназия продолжала:
— Демократес сказал, что Торакис пожелал, чтобы амулет передали его сыну. Не знаю, как он узнал, что у него будет сын, но через шесть месяцев ты появился на свет. Маленькое дитя Торакиса.
Она вздрогнула и зевнула. «Наверно, совсем выбилась из сил», — подумал Лисандр.
Сарпедон тоже вздрогнул.
— Тебе нельзя оставаться в этой холодной лачуге, — сказал эфор, вставая. — Видно, что ты очень больна. Завтра утром до рассвета я позабочусь о том, чтобы тебя лечили, как следует. Но теперь мне пора идти. Спартанцу не менее опасно быть застигнутым на территории илотов, чем илоту во владениях спартанцев.
Лисандру никогда не приходила в голову такая мысль. Сарпедон предстал перед ним в новом свете: он был уже не прежним суровым грубоватым воином, а стариком, оказавшимся в опасном месте после наступления темноты.
Поцеловав Атеназии руку, эфор нагнулся, вышел через дверь и исчез.
Лисандр вспомнил о тайной сходке илотов прошлой ночью и забеспокоился. Напрягшись, он попытался расслышать голоса. Но все было тихо.
Юноша выложил на стол ужин — хлеб и оливки — и тихо вознес молитву богам: «Проследите, чтобы с моим дедом ничего не случилось!»
ГЛАВА Х
Перед рассветом в дверь тихо постучали. Лисандр почти не спал. Атеназия что-то бормотала и ворочалась под одеялом.
Лисандр тут же открыл дверь. На пороге стоял мужчина средних лет с озабоченным выражением лица. Его короткие седые волосы ниспадали на высокий лоб, загорелая кожа казалась мягкой, а поразительно голубые глаза сверкали точно два опала в лучах солнца.
— Эфор Сарпедон шлет тебе свой привет, господин Лисандр. Меня зовут Страбо.
— Где Сарпедон? — спросил Лисандр. — Почему он сам не пришел?
Страбо фыркнул.
— Ты пока еще илот, а Сарпедон один из самых могущественных людей Спарты. Он мог навредить себе, если бы слишком часто являлся сюда. Если повезет, ты еще успеешь поговорить с ним.
Лисандру вдруг стало обидно, но Страбо не объяснил, что он имел в виду.
— Мы потом все обсудим, первым делом завтрак, который я вам принес.
Лисандр не успел и слова сказать, как этот человек вошел в хижину.
Страбо снял с плеч небольшой мешок, поставил его на пол и оглядел лачугу. Тут проснулась Атеназия, и села, уставившись на незнакомца.
— Не бойся, мама, — успокоил ее Лисандр. — Это человек от Сарпедона.
Мать всмотрелась в лицо посыльного.
— Страбо, это ты? — спросила она.
— Атеназия, ну кто же еще мог прийти? — откликнулся мужчина.
Лисандр догадался, что они были знакомы еще до того, как он родился.
— Вы знакомы?
— Были когда-то, — ответила Атеназия. — Страбо руководил рабами в доме Сарпедона, когда я там работала.
Лисандру показалось, что он уловил в голосе матери нотку беспокойства.
— Я был рабом, — пояснил Страбо с некоторым раздражением. — Но Сарпедон за долгие годы хорошей службы освободил меня. Сейчас я работаю по собственной воле. А теперь давайте завтракать. Нам еще предстоит многое обсудить.
Развязав мешочек, Страбо разложил еду на куске грубой ткани. Их ждал настоящий пир: свежий теплый хлеб, яркого цвета апельсины и покрытые медом овсяные лепешки. Тут было даже немного сушеного мяса — вяленые хрустящие полоски свинины. Нашлось и нечто другое, но Лисандр не знал, как это называется.
Юноша впился зубами в неизвестный фрукт — его кожица была покрыта легким пушком, а мякоть оказалась сочной. Ничего вкуснее Лисандру прежде есть не доводилось.
— Как это называется? — спросил он с полным ртом.
Страбо улыбнулся.
— Это персик. Персики растут на востоке. Вскоре от еды почти ничего не осталось.
Мать Лисандра съела совсем немного, но сын заметил, что ее щеки чуть порозовели. Страбо дал ей что-то густое, ароматное и еще закупоренный сосуд с таким же лекарством, рассчитанным на неделю.
Лисандр наелся до отвала. Когда он присел у стены, у него заболел живот. Юноша громко рыгнул и
