маленькую серебряную брошку, которую Лили приколола у ворота. — Что это?
— Мне подарил ее один из учеников, — ответила Лили, дотрагиваясь до броши. — Это сова, а это кошка и зубчатая ложка. Помнишь стихотворение Эдварда Лира — мы учили его ко Дню святого Валентина. «Там были котлеты, и были галеты…»
— «И ели их зубчатой ложкой», — закончила Чарли.
— У тебя хорошая память.
— Дядя Шон сейчас придет.
Лили начала разбирать бумаги на своем столе.
— Да. Так записано у меня в ежедневнике.
— Я имею в виду, он придет один. — Чарли многозначительно посмотрела на Лили. — Без Моры.
— Знаю. — Конечно, она не знала этого. Лили подровняла и без того ровную стопку листов.
Чарли задумчиво прижала большим пальцем нижнюю губу.
— Камерон говорит, что она то ли бортанула его, то ли дала отставку, я точно не помню.
— О чем ты?
— Она поехала к себе в квартиру, чтобы полить цветы, и больше не вернулась к нам. Я же не сделала ничего плохого, правда? — Внезапно глаза Чарли выразили страх.
За одно это Лили растерзала бы Мору Райли. Неужели она не понимала, что нельзя вот так вторгаться в жизнь детей, а потом исчезать из нее? Не знала, как это может сказаться на таком ребенке, как Чарли?
Скрывая злость, Лили погладила Чарли по щеке. Кожа девочки была такой нежной и гладкой, такой тонкой.
— Конечно, нет. Ты у нас вообще сама лучшая по поведению за эту неделю. — Лили показала на схему из звездочек.
Чарли провела пальцем по самой большой из них.
— Жалко, что мама не знает этого.
Лили обняла девочку.
— Она знает. Я уверена, что знает, и твой папа тоже.
«Боже, — думала она. — Как мне помочь ей?» Чарли связала свое плохое поведение со смертью родителей. Это необходимо исправить.
— То, что случилось, — не твоя вина, — прошептала Лили. — Очень важно, чтобы ты поняла это.
Чарли кивнула.
— Я стараюсь. — Она уткнулась Лили в плечо. — Как ужасно, что все у нас вот так.
— Я тоже так думаю, — согласилась Лили. — Скажи мне, что именно кажется тебе ужасным?
— Мама всегда срезала корки с сандвичей, которые давала мне с собой, а дядя Шон не делает этого.
— Корки я тоже не люблю. Никогда не ем их. А что еще?
— Раньше я ложилась спать в половине десятого, но дядя Шон говорит, что это слишком поздно. Он хочет, чтобы мы ложились на целый час раньше.
«Тем лучше для вас», — подумала Лили.
— Я понимаю, почему тебе это не нравится, — сказала она. — Может быть, на каникулах ты сможешь ложиться немного позднее. Скажи, что тебе еще не нравится.
— Лето, хотя оно еще не пришло. Мама обещала отвезти нас в Диснейленд, а папа — на Гавайи.
— А дядя ничего не обещал вам?
Чарли выразительно пожала плечами.
— Думаю, тебе надо самой у него спросить. У него есть какие–то новости. Кажется.
— Какие новости?
— Ну, на прошлой неделе к нему приезжал Ред. Он ему все время звонит, хочет, чтобы дядя Шон участвовал в турнирах и все такое.
— А почему он не участвует в них? Он что, стал хуже играть?
— Он отлично играет. Перешел на новый уровень. Ред сказал, что он играет даже лучше, чем мой папа, но дядя Шон говорит, что он слишком занят с нами, поэтому не может участвовать в турнирах.
Лили попыталась представить себе, каково отказаться от второго шанса воплотить в жизнь свою мечту.
— А как думаешь ты?
— Также, как Ред, — ответила Чарли. — Скаковая лошадь должна скакать. — Она выразительно посмотрела на Лили.
Лили проводила девочку до двери, поправила лямку рюкзака на ее плече.
— Мы назначили встречу, чтобы поговорить о тебе, а не о гольфе. Я предлагаю тебе следующее. Выбери что–то одно, о чем мне стоит поговорить с твоим дядей, такое, чего, по–твоему, я могу не знать.
Чарли помедлила.
— Мне лучше, — сказала она, и робкая улыбка появилась у нее на губах. — Я уже не плачу по тысяче раз в день. Иногда только один раз, а иногда вообще не плачу.
Лили охватила нежность к ней. «Какая ты идиотка, Мора, — подумала она. — Посмотри, от чего ты отказалась». Лили немедленно отогнала от себя эти мысли. Кто она такая, чтобы судить? Еще совсем недавно она была полна решимости провести всю жизнь в одиночестве. Только страшная трагедия встряхнула, разбудила ее. Возможно, Море удастся познать себя, не пережив такой потери.
— Это хорошо, — сказала она Чарли. — Я хочу подарить тебе особый значок. — Лили отстегнула с ворота брошь с зазубренной ложкой и приколола ее на скаутскую ленту Чарли. — Ты заслужила это, так что оставь себе. Она будет напоминать тебе об этом дне. Теперь беги.
Искорка блеснула в глазах Чарли, и она, пружиня шаг, отправилась на собрание скаутов. Дождавшись, когда девочка скроется из виду, Лили взглянула на часы. Шон Магуайер мог прийти в любую минуту. Она бросилась за сумочкой, надеясь, что в ней найдется губная помада.
Шон откашлялся и поправил пиджак. Он понятия не имел, что принято надевать на встречу с учительницей поэтому решил одеться построже. Шон хотел, чтобы Лили поняла, как серьезно он к этому относится. Распахнув двери школы, он, следуя по стрелкам, пошел к главному офису. Без учеников школа выглядела совсем по–другому.
Женщина с длинными седыми волосами и в струящемся платье приветствовала его с безмятежностью йога.
— Мистер Магуайер. — Она пожала ему руку. — Спасибо, что пришли.
Женщина записала его имя и время, когда он вошел в офис, потом проводила в кабинет Лили. Заглянув в дверь, Шон увидел нечто вроде страны лилипутов: все вещи были яркими, мебель — маленькая, детская. Он постучал в приоткрытую дверь.
— Можно?
— Шон, привет, проходи, пожалуйста. — Лили казалась немного смущенной, свежая губная помада блестела у нее на губах. «У нее великолепные губы», — подумал Шон, но решил, что это наблюдение неуместно. А может, и уместно. Поскольку Мора бросила его, он снова свободен. Свободный мужчина с тремя детьми.
Усаживаясь за круглый низкий стол, Шон заметил, что парты со стульями, поднятыми вверх ножками, были установлены по шесть в четыре ряда. На стендах были развешены написанные от руки темы уроков: «Наш меняющийся мир», «Деление — это весело», «Хорошие манеры». Тема сегодняшнего урока называлась «То, что мы знаем о Дне памяти».
Все было чистеньким, аккуратным, непритязательным, как и сама Лили. Этот класс говорил о Лили Робинсон больше, чем досье из ФБР.
