встретил его взгляд. Он так долго не отводил глаз, что это пришлось сделать мне, чтобы призвать собравшихся к молчанию. Я похлопал в ладоши, словно подзывая собаку, и гомон, перейдя в шепоток, затих.
Говорить теперь настал мой черед. Я прошелся взад-вперед перед алтарем, приводя в порядок мысли. Толпа следила за каждым моим движением, и я чувствовал себя полным сил, как в первые дни. Драматическим жестом, желая подогреть ожидание, я обратился лицом к шутовскому портрету шахтерского божества, надзиравшего в последние два дня за ходом расследования. Мне пришло в голову начать речь описанием поединка с демоном, чтобы показать себя не только мыслителем, но и человеком действия.
Пока я выжидал и принимал позы, Арла продолжала возиться с инструментами. Мне хотелось дать ей закончить и уйти «со сцены», чтобы все внимание сосредоточилось на предстоящей разоблачительной речи. Девушке осталось собрать только кронциркули. Один из них вдруг выскользнул у нее из рук и упал на пол со звоном, отдавшимся под пещерными сводами. Когда девушка наклонилась за ним, серое платье немного задралось, и я проследил взглядом изящную линию ноги до бедра. И тогда я увидел.
Там, на задней стороне левого бедра, виднелось выпуклое родимое пятно, из которого прорастала длинная волосина. Я моргнул и подступил на шаг ближе, забыв о толпе, ожидавшей моего решения. Должно быть, она услышала движение или почувствовала взгляд — я вглядывался очень пристально, — потому что выпрямилась и обернулась ко мне. В это мгновение в мозгу у меня раздался отчетливый хлопок, словно пробка вылетела из бутылки шампанского, и физиогномика вернулась ко мне. Мой взгляд, просветленный знанием, мгновенно распознал, что она вовсе не относилась к «Звездам Пять», как почудилось мне, очарованному ее юной женственностью. Ее черты точно соответствовали описанному профессором Флоком типу похитителя: склонность к хищениям и психорелигиозная зависимость от чудесного. Теперь я понял, почему казались мне знакомыми черты младенца, прочитать которого упросила встреченная в первый вечер женщина: эти черты во многом повторяли ее лицо. Она была той самой женщиной. Обернувшись к толпе, я заговорил: — Жители и жительницы Анамасобии. Среди нас находится вор. — Шагнув вперед, я указал на Арлу, застегивавшую в этот момент мой чемоданчик. — Арла Битон похитила чудесный райский плод.
Она обернулась и, онемев, уставилась на меня. Гарланд сорвался с места и, растопырив когти, рванулся вперед. Со всей вернувшейся ко мне уверенностью я точным пинком в голову остановил его прыжок. Когда он рухнул на нижнюю ступень алтарного возвышения, дерринджер был уже у меня в руке, и я выстрелил в потолок. Щепки посыпались на передние скамьи, и мгновенно восстановилась тишина.
Арла медленно опустилась в кресло, в котором я провел эти два дня, и обвела потрясенным взглядом колыхавшееся море физиономий. Мэр вскочил на ноги, заклиная горожан сохранять спокойствие. Затем он обратился ко мне:
— Это серьезное обвинение, ваша честь. Не могли бы вы объяснить его для тех, кто не обладает вашими познаниями? С вашего позволения, это огромный удар для нас.
Я только этого и желал.
— В научном мире считается столь же несомненным, — начал я, — как восход солнца поутру или превосходство над нами Создателя, Драктона Белоу, что видимое строение физического облика открывает специалисту общий моральный облик и конкретные изъяны и достоинства душевного состояния исследуемого. В нашем случае...
Здесь я приблизился к Арле, которая не двигаясь смотрела на меня мертвыми глазами. Я провел пальцем по спинке ее носа, затем коснулся впадинки под нижней губой.
— В указанных мною чертах, — заметил я, — проявляется внутренняя предрасположенность к безрассудным действиям.
Обойдя кресло, я очертил пальцем изгиб брови.
— Здесь мы видим так называемую «кривую Шеффлера», названную так, разумеется, по имени одного из основоположников физиогномики, Курста Шеффлера. Данная кривая выражает, представьте себе, как склонность к хищениям, так и стремление участвовать в чудесных событиях. На левом бедре имеется также родимое пятно с длинным волосом, что является последней и неопровержимой уликой.
Я шагнул вперед и потер руку об руку, словно смывая скверну преступления.
Множество бессмысленно разинутых ртов свидетельствовали, что моя речь достигла цели. Я раскланялся, вызвав громовую овацию. Отец Гарланд как раз пришел в себя и пополз к своему месту, когда первые крики: «Смерть воровке!» вызвали эхо в пещерном чреве деревянного Гронуса.
11
— И что теперь? — спросил мэр. Мы стояли перед церковью в сгущавшихся сумерках. Снегопад за день прошел, и в небе появлялись звезды. Горожане разошлись по домам, причем многие подходили лично поблагодарить меня за разоблачение преступницы. Мне показалось, что эти простые люди, сами не ведая тому причины, всегда испытывали страх перед девушкой. Арлу уже увели в единственную в городе камеру: лишенный окон, крепко запиравшийся чулан в городском дворце.
— Полагаю, должно свершиться правосудие, — ответил я.
— Смею просить прощения вашей чести, однако если вы и уличили преступника, то белый плод еще не найден. Как вы собираетесь разыскивать его, если девушку казнят? — спросил мэр.
— Допросить преступницу, — начал перечислять я. — Вам, должно быть, известно, что существуют средства, побуждающие к откровенности. Обыскать ее халупу. Я подозреваю, что она скормила часть плода своему внебрачному отпрыску в надежде исправить его бросающиеся в глаза физиономические пороки.
Он грустно кивнул, чем немало удивил меня.
— Не в настроении шутить, мэр? — спросил я.
— Я не силен по части пыток, — признал он. — И казней тоже, если на то пошло. Нельзя ли покончить с этим как-нибудь по-другому? Может, она просто извинится?
— Ну-ну, — сказал я, — Создатель не одобрит подобной снисходительности. Действуя подобным образом, вы поставите под угрозу само существование города.
— Понимаю, — кивнул он. — Просто я знал ее совсем крошкой. И деда ее знал, и родителей. Она росла у меня на глазах, такая милая, любопытная малышка. — Он взглянул на меня полными слез глазами. Я ничего не ответил мэру, но его слова напомнили мне, что и я несколько дней находил девушку достаточно привлекательной. В конце концов, у меня не было твердой уверенности, что не Странник, а не необыкновенная красота и ум Арлы опутали меня чарами слепоты.
Мэр, не дождавшись ответа, пошел прочь, и тут я испытал необыкновенное ощущение, сильно напоминающее печаль. Я не знал, относилось ли это чувство к предстоящей казни или было вызвано сознанием, что, хотя вор пойман, дело еще далеко от окончания.
— Погодите, — сказал я ему в спину. Он замер, но не обернулся.
— Можно попробовать один способ.
Он повернулся и медленно подошел ко мне.
— Я не вполне уверен, что опыт удастся, — сказал я ему. — Несколько лет назад я написал статью, но коллеги не одобрили ее и идею, после горячей дискуссии, похоронили.
— И что? — поторопил он, пока я освежал в памяти подробности гипотезы. Когда-то она казалась дерзкой до безумия, однако в свете вернувшихся ко мне способностей и обретенной с ними внутренней силы мне начинало казаться, что представляется удачная возможность ее экспериментального подтверждения.
— Слушайте внимательно, — заговорил я. — Если физический облик лица девушки является показателем ее врожденных пороков, не будет ли разумным предположить, что, изменив эти черты с помощью скальпеля так, чтобы они выражали более совершенное моральное состояние, я тем самым преобразую ее внутреннее состояние, что приведет к добровольному возвращению плода и избавит нас от необходимости прибегать к казни?
Батальдо закатил глаза и отступил на шаг.
— Если я правильно понял, — спросил он, — вы сказали, что можете исправить ее с помощью операции?
— Может быть, — сказал я.
— Так сделайте это! — воскликнул он, и мы, подобно льву, возлежащему с ягненком, улыбнулись
