братом.
– Ага. Давай обвиняй меня во всех смертных грехах. Можно подумать, это я закатывал ему истерики, требуя поселить меня в особняке.
– Кретин! Я же не для себя старалась – для Лешки.
– Алексею неплохо и у нас. Ему ни к чему жить среди нуворишей.
– Смотреть на твою непросыхающую рожу порядком надоело нам обоим.
– Тогда уходи, – спокойно молвил Сергей.
– Что?
– Уходи, тебя никто не держит. Переезжай к отцу или… к Казимиру.
Светлана хотела влепить мужу пощечину, но вовремя одумалась.
– Завтра я отвезу Лешку к твоей матери. До сентября он будет жить у нее.
– Завтра мы тащимся к Казику.
– Обломись. Никуда не тащимся. Его краля заболела.
– Откуда знаешь?
– Оттуда. Звонила Ираидка.
Сергей обхватил голову руками.
– Как болит, сейчас бы пивка.
– Перебьешься. Вместо того чтобы жрать ханку, почини кран в ванной комнате. Третью неделю течет. Живем словно погорельцы.
– Я работаю с утра до ночи.
– Не смеши. Рабочий день до шести, а после ты накачиваешься с пьянчугами!
– Не устраивает моя работа – проси денег на пропитание у братца. Он у тебя богатый, небось не откажет.
Светлана саданула Сергея ногой в бок.
– Чокнулась?!
– А ты не выводи меня из себя. Теперь можем забыть о доброте Казика. Если раньше у меня теплилась надежда, то теперь она испарилась. Все. Уходит поезд, и мы на него опаздываем.
– Какой поезд, куда уезжать собралась?
– Идиот! Это образное выражение. После того как Казимир женится на этой поломойке, нам абсолютно ничего не светит. Наталья – вторая Марта. Лживая, расчетливая, двуличная!
– Не загибай.
– Я ее сразу раскусила. Притворяется святой невинностью, а как печать в паспорте появится, запоет по-другому.
– Не разбираешься ты в людях, Светка.
– Ты у нас большой знаток. Иди в ванную, почисть зубы! Перегаром за километр несет.
Поднявшись, Сергей вышел.
Готовая в любую секунду разрыдаться, Светлана обкусывала губы и гадала: что ждет ее лет эдак через десять-пятнадцать?
Лешка вырастет, женится, упорхнет из родительского гнезда. А она? Что будет с ней? Неужели у нее на роду написано всю жизнь прожить в бедности и встретить старость в компании супруга-алкоголика? Нет. Надо что-то менять. Срочно! Сиюминутно!
Глава 3
Когда человек ложится спать в пятом часу утра, а ненавистная трель мобильника раздается без пятнадцати девять, то первая пришедшая на ум мысль – расколошматить сотовый телефон о стену.
Открыв глаза, Катка долго смотрела на прикроватную тумбочку в надежде, что звонки прекратятся. Ан нет. Звонивший не собирался отступать. После двадцатого гудка, скинув с себя одеяло, Копейкина поднесла телефон к уху.
– Да, – рявкнула она настолько громко, что дремавший в ногах Парамаунт подскочил от неожиданности.
– Каточка, – раздался прерывистый голос Натки. – Это я.
– Наташка, я вчера до трех утра готовила рыбу для Розалии, сегодня до четырех занималась мясом. Заснула под самое утро, перезвони мне чуть позже. Ну… скажем, часиков через пять.
– Каточка, – повторила Натали и разревелась. – Случилось несчастье. Казимира убили!
Катка проснулась окончательно. Во рту моментально пересохло, а приросший к небу язык отказывался шевелиться. Вздохнув, Копейкина проорала:
– Что? Что ты сказала?
– Приезжайте, мне необходима ваша помощь, – всхлипывала Наташка. – Я жду.
– Подожди. Не вешай трубку. Ната!
Но с того конца уже слышались быстрые гудки.
Вскочив, Катарина метнулась в ванную комнату. Умывшись ледяной водой, она натянула джинсы, блузку, схватила сумочку и выбежала из спальни.
Розалия Станиславовна восседала в гостиной.
– А чего мы не дрыхнем? – усмехнулась свекровь. – Я думала, ты до обеда проспишь.
– Я…
– Если встала, приготовь мне кофе.
– Мне только…
– И не забудь сделать тосты.
– Розалия Станиславовна, звонила Натка. Казимира убили!
Свекровь подалась вперед.
– Как убили? Ты шутишь?
– Я похожа на шутницу?
– Постой, постой, этого не может быть. Ты уверена, что звонила Наташка? Может, тебе приснился кошмар?
Катарина подбежала к входной двери.
– Она меня ждет.
– Я с тобой.
– Тогда быстрее.
– Только возьму сумочку. Одна нога здесь, другая там.
Сидя в «Фиате», Катарина нервно постукивала кончиками пальцев по рулю, то и дело поглядывая на часы.
– Господи, ну сколько можно брать сумочку?
Набрав номер свекрови, Копейкина потребовала, чтобы та немедленно вышла из дома.
– Уже. Несусь на всех парусах. Ката, у меня ЧП! Поднимись, пожалуйста, в мою спальню.
– Что случилось?
– Трагедия. Детка, не задерживайся.
Закипая от ярости, Катарина вернулась в коттедж. В спальне Розалия, заламывая себе руки, носилась вокруг кровати.
– Катастрофа! Ката, посоветуй, какой парик надеть? Блонди, каштан, коньяк или пепельный?
– Вы издеваетесь?
– Нет, конечно, я не могу выбрать. У Натки траур, значит, надо предстать в темном каре, но этот цвет не будет сочетаться с моим платьем.
Катарина остолбенела. Свекрища уже успела облачиться в ядовито-красное платье с глубоким декольте и сунуть ноги в туфли на пятнадцатисантиметровой шпильке.
– Немедленно переодевайтесь.
– Не ори на меня, истеричка! Это платье траурное!
– С каких пор красный цвет считается цветом скорби?
– С таких! Так мне сказали в магазине. Ты отстала от жизни!
Развернувшись, Копейкина быстро посеменила в сторону лестницы.
– Ката, не смей уезжать без меня! Приказываю замереть на месте! Я кому сказала. Остановись,
