Николь включила указатель поворота. Отлично, значит, сейчас направо, а эта машина проедет мимо.
Не проехала, надо же. Просто ему тоже направо. Это такой правый автомобиль. Но не все же так последовательны. Налево.
Надо же, какое совпадение… Но сейчас это ни к чему, эскорт не нужен, спасибо.
Кто бы это мог быть..? Кроме Антуана, вроде бы, некому. Контролирует фотографа-стажера, чтобы, в случае чего, подставить ему рельефное плечо… Как это там… «Пахарь Арепо с трудом крутит колеса»? А так не скажешь, что с трудом. Вполне резво крутит…
Правый берег.
Быстрее немножко поехали. Черт, какие улочки узенькие. Извините, подвиньтесь. Очень замедленная публика. У них впереди вечность. Art de vivre. Но кто-то имеет право и торопиться. Мы с эскортом очень торопимся. Черт, что за привычка жрать на тротуарах, как в Таиланде. Когда тут люди торопятся. Так ведь и аппетит можно испортить.
Ой, мадам, какая физиономия перекошенная. А нечего на мостовой ужинать. Пардон. Почти мимо. «Рендж Ровер» едва не царапнул. Какого черта он так неаккуратно ездит…
А это ведь не Антуан там. Кто точно – не разглядеть, кепка на лоб надвинута, но харя незнакомая. И знакомиться почему-то – никакого желания. Воспитание не такое, чтобы на улицах знакомиться…
За кем же он гонится? За Мерседесом или за мотоциклом? И ведь выяснить не сложно – просто свернуть в противоположную от Мерседеса сторону и посмотреть, куда поедет он. Но это-то делать и не хочется.
Так, значит, втроем по Парижу и ехать, друг за другом…
Это такая Формула-1.
Одна тут формула. Нужно только просчитать ее на досуге.
Светофор красный. Позади… Красный светофор. Красный клоунский нос. А машина сзади черная. Кто это сказал: «В Париже вы вольны выбирать любой цвет при условии, что он, конечно, черный» .
Хороший цвет. У самого в гараже точно такой же стоит. Мощный. Черт, чуть не задели… Чуть не считается.
Ездишь на черной – от черной и удираешь. Вот она формула. Зеркальная. Ой, какая формула получается.
Тот парень в Ницце, когда удирал с сумкой, тоже был на скутере. Почти на мотоцикле. И свернул в переулок… Вот он, переулок-то… Чертовщина какая.
Впереди показалась античная колоннада Мадлен. Вот бы между колонн покататься, там мотоцикл вне конкуренции…
Николь поворачивает. Опять переулок…
Газу.
Он на скорости влетел в узкий проезд, в нескольких метрах увидел красные стоп-сигналы остановившегося Мерседеса и ударил по тормозам, автоматически стараясь вывернуть руль.
И почти успел затормозить. Переднее колесо ударилось в фару машины, послышался звон разлетающегося стекла, а боковое зрение зафиксировало, как мимо переулка по прямой пролетел и исчез за угловым домом черный большой автомобиль.
– Вы в порядке, месье?
Он повернул голову.
Дверца Мерседеса была распахнута, а рядом стояла встревоженная Николь.
Он до сих пор сидел в седле, оглядываясь по сторонам. Переднее колесо мотоцикла напоминало лист Мебиуса.
– Месье, с вами все в порядке?
– Я… да, отлично. Спасибо.
– Извините меня. У меня бывает, притормаживаю.
– Нет, это моя вина. Я торопился.
– Я тоже. В этом-то и дело – когда я куда-нибудь опаздываю, я сбавляю скорость.
– Вы сами в порядке?
– Да, все хорошо.
– Я разбил вам фару.
Она посмотрела на разбитый фонарь, потом перевела взгляд на его мотоцикл.
– Ерунда. Вот ваше колесо – это серьезнее .
– Я умею ездить на одном. Нам нужна полиция?
– Мне нет. Но, если хотите…
– Честно, не хочу. А фара, конечно, за мной.
– За страховой компанией, скорее. Но это не важно.
Она держалась очень спокойно, но все же было заметно, что она перенервничала.
– Мне кажется, нам обоим нужно перевести дух. Я могу предложить вам кофе?
– Спасибо, но я тороплюсь.
Слезая с мотоцикла, он снял шлем и очки. Николь снова взглянула на него, и в ее лице что-то внезапно изменилось. Секундное удивление, а потом… досада, что ли.
– Гм… А знаете, пожалуй, – ее голос стал более жестким, заботы в нем больше не было. – Только место выберу я. Здесь есть одно подходящее, в двух шагах.
Она припарковала машину, и Грег втиснул рядом получивший инвалидность мотоцикл.
Выйдя на Мадлен, она направилась через площадь к самой церкви, но не стала подниматься по ступеням главного входа, а повернула направо, вдоль стены храма.
Вскоре они оказались перед неприметной дверью, ведущей в цокольный этаж огромного собора. За дверью было небольшое очень скупо обставленное помещение. Как ни странно, пахло хорошим кофе и свежей выпечкой.
– Здесь спокойно, и очень удобно говорить, – пояснила Николь. – Если негромко.
Из боковой двери выглянула средних лет строгая женщина в одеянии католической монашки, но, видимо, узнав Николь, улыбнулась ей совсем по-домашнему.
– Здравствуйте, сестра. Мы посидим у вас?
Внутри это напоминало небольшую студенческую столовую, расположенную, правда, в сводчатом каменном зале. За одним из столов сидели два священника, за другими – еще три-четыре человека. Говорили здесь действительно вполголоса, меню было более чем скромным, посуда самой простой, но весь антураж создавал ощущение безвременья и оторванности от всего того, что происходило снаружи.
– Это место… – спросил Грег. – Оно для тех, кто как-то связан с церковью?
– Нет. То есть, конечно, тот, кто избегает церкви, сюда не придет. Но здесь открыто для всех, нужно только, приходя впервые, заполнить карточку, – она покопалась в бумажнике и достала неброскую картонную карточку. – Что-то вроде абонемента… Но самое главное – это самый центр Парижа, а о месте очень мало кто знает. Ни вывески ни, конечно, рекламы.
Кофе здесь действительно был хорош, и несколько минут они просто сидели друг напротив друга, не произнося ни слова. Потом она отодвинула чашку и сказала:
– Ну, рассказывайте.
– Это я могу, – откликнулся он. – Даже лучше, чем ездить на мотоцикле. А о чем?
– Насколько я понимаю, общая тема у нас одна. Как проходит слежка за мной?
Оп-па. Нехорошо-то как… Что-то нужно говорить, увиливать бесполезно.
Он, тем не менее, сделал невинное лицо и сказал тоном ловеласа, от которого самого передернуло:
– Видите, я даже стараюсь смотреть в чашку, а не на вас. Хотя, конечно, если вы не возражаете, я предпочту смотреть именно на вас.
Она поморщилась.
– Я и не ждала, что вы ответите прямо. Знаете, я понятия не имею о причинах, по которым вы меня преследуете, и вы, конечно, о них не расскажете. Но в вашем возрасте, уж если и следить за кем-то, то ей- богу, – только за собой.
