войти в чужие территориальные воды (если его не принуждает к этому шторм), не запросив предварительно разрешения. И, конечно, он не может подойти к иностранной военной базе, не вызвав этим целую серию сердитых правительственных нот.
– Мы должны держаться на расстоянии дальнего пушечного выстрела от берега, – сказал Хорнблауэр.
– Да, сэр. Ах да, конечно, сэр, – согласился Провс. Второе, более сердечное одобрение было вызвано тем, что Провс осознал смысл сказанного. Нации устанавливают суверенитет над всеми водами, которые они могут перекрыть артиллерией, даже если в этой конкретной точке пушки и не установлены. Международное право проводит эту границу на расстоянии трех миль от берега.
– На палубе! – закричал Оррок. – Вижу мачты! Пока еле-еле.
– Считайте все, что увидите, очень тщательно, мистер Оррок!
Оррок продолжал докладывать. Рядом с ним на марсе стоял бывалый моряк, но Хорнблауэр не собирался полностью на них полагаться. Буш кипел нетерпением.
– Мистер Буш, – сказал Хорнблауэр. – Через пятнадцать минут я поверну судно через фордевинд. Не будете ли вы так любезны подняться с подзорной трубой на крюйс-салинг? У вас будет возможность увидеть все, что видит Оррок. Пожалуйста, записывайте.
– Есть, сэр, – сказал Буш.
Через минуту он был уже на бизань-винтах. Вскоре он бежал по выбленкам с быстротой, сделавшей бы честь любому молодому матросу.
– Двенадцать линейных кораблей, сэр, – кричал Оррок. – Стеньги не поставлены. Реи не подняты. Впередсмотрящий прервал его донесение.
– Буруны с подветренного борта!
– Это Паркэ, – сказал Хорнблауэр.
Черные Скалы с одной стороны, Паркэ с другой и Девочки в середине отмечали вход на Брестский рейд. В такой ясный день, при легком ветре, они не представляли опасности, но в шторм они унесли многие сотни жизней. Провс без устали шагал между кормой и нактоузом, беря азимуты. Хорнблауэр тщательно прикинул направление ветра. Если у французов нет линейных кораблей, готовых к выходу в море, незачем рисковать. Перемена ветра может застать «Отчаянного» слишком близко к подветренному берегу. Хорнблауэр оглядел в подзорную трубу побережье, выросшее на горизонте.
– Очень хорошо, мистер Провс. Мы повернем судно через фордевинд сейчас, пока еще можем пройти на ветре Паркэ.
– Есть, сэр.
В голосе Провса ясно слышалось облегчение. Его делом было следить за безопасностью судна, и он явно предпочитал иметь некоторый запас надежности. Хорнблауэр посмотрел на вахтенного.
– Мистер Пул! Поверните судно через фордевинд, пожалуйста.
Засвистели дудки. Матросы побежали к брасам, руль повернули под ветер. Хорнблауэр внимательно прочесывал подзорной трубой берег.
– Так держать!
«Отчаянный» послушно лег на новый курс. Хорнблауэр постепенно привыкал к его характеру, как жених, лучше узнающий невесту. Нет, это неудачное сравнение, и Хорнблауэр сразу его отбросил. Он надеялся, что они с «Отчаянным» лучше подходят друг другу, чем они с Марией. И он должен думать о другом.
– Мистер Буш! Мистер Оррок! Я попрошу вас спуститься, как только будете уверены, что больше ничего существенного не увидите.
Атмосфера на судне оживилась – Хорнблауэр чувствовал это по поведению матросов. Вся команда сознавала, что они смело лезут в самое логовище Бонапарта, заглядывают внутрь главной военно-морской базы французов, объявляют миру, что Британия готова встретить любой вызов в море. Хорнблауэр испытывал приятное чувство, что все предыдущие дни он готовил себе оружие по руке, корабль и его команду, как фехтовальщик, узнающий вес шпаги прежде, чем вступить в поединок.
Оррок спустился, козырнул, Хорнблауэр выслушал его доклад. К счастью, Буш с крюйс-салинга все еще видел Гуль и не спускался. Донесения должны быть сделаны независимо, чтоб докладывающие офицеры друг друга не слышали, но попросить Буша ненадолго отойти в сторону было бы невежливо. Буш не спускался еще несколько минут, пока не закончил записывать карандашом на бумажке, но Оррока трудно винить, что он этого не сделал. Тринадцать или четырнадцать линейных кораблей на якоре, ни один не готов к отплытию, у трех не хватает хотя бы одной мачты. Шесть фрегатов, три со стеньгами, один с поднятыми реями и со свернутыми парусами.
– Это «Луара», – заметил Хорнблауэр Бушу.
– Вы про нее знаете, сэр? – спросил Буш.
– Я знаю, что она здесь, – ответил Хорнблауэр. Он охотно объяснил бы, откуда ему это известно, но Буш продолжал докладываться, и Хорнблауэр остался доволен, что его репутация всеведущего укрепилась.
С другой стороны, на рейде наблюдалась заметная активность. Буш видел движущиеся лихтеры и тендеры. Он полагал также, что различил плашкоут со стрелой – судно, предназначенное для установки новых мачт на большие корабли.
– Спасибо, мистер Буш, – сказал Хорнблауэр. – Это превосходно. Мы должны заглядывать так при каждом подходящем случае.
Постоянные наблюдения увеличат их знания в геометрической прогрессии – они увидят, какие корабли изменили стоянку, какие поставили стеньги, какие обтянули такелаж. Перемены скажут гораздо больше, чем единичное наблюдение.
– Давайте поищем еще рыбачьи лодки, – продолжил Хорнблауэр.
– Да, сэр.
Буш направил подзорную трубу на Паркэ. Голые черные скалы, увенчанные сигнальным огнем, казалось, вздымались и падали – это билась о них атлантическая зыбь.
– Вот одна с подветренной стороны от рифа, сэр, – сказал Буш.
– Что она там делает?
– Омаров ловит, сэр, – доложил Буш. – По-моему, они выбирают верши, сэр.
– Да?
Дважды в жизни Хорнблауэр ел омаров. Оба раза это было в те горькие дни, когда он, вынуждаемый голодом и холодом, подвизался профессиональным игроком в Длинных Комнатах. Богатые люди иногда приглашали его поужинать. Он неожиданно осознал, что этот ужасный отрезок его жизни кончился всего две недели назад.
– Я думаю, – медленно сказал Хорнблауэр, – что хотел бы съесть сегодня за ужином омара. Мистер Пул! Подойдите немного поближе к рифу. Мистер Буш, я был бы премного вам обязан, если б вы изготовили ялик к спуску.
Контраст между этими днями и теми был разительный. Сейчас стояли золотые апрельские дни – странное, неустойчивое время между миром и войной. Напряженные дни, когда Хорнблауэр болтал с капитанами рыбачьих суденышек, обменивая золотые монеты на небольшую часть их улова. Он тренировал команду, пользуясь случаем изучить характер «Отчаянного». Он заглядывал в Гуль, следя, как идет подготовка французского флота. Он изучал Ируазу – подходы к Бресту, иными словами – ее приливы, отливы и течения. Наблюдая движение судов через нее, Хорнблауэр все больше узнавал о трудностях, с которыми столкнулось французское правительство.
Бретань была бедной, неплодородной и малонаселенной провинцией, задворками Франции, и дороги, связывающие ее с центральной частью страны, оставляли желать лучшего. Ни судоходных рек, ни каналов. Неимоверно громоздкие материалы, требуемые для оснащения флота, невозможно доставить сушей. Артиллерия для корабля первого класса весит двести тонн. Пушки, якоря и ядра можно было перевезти из бельгийских кузниц только морем. Грот-мачта корабля первого класса имеет сто футов в длину и три в диаметре – ее может перевезти только судно, мало того, только специально оборудованное судно.
Чтоб укомплектовать бесполезно стоящий в Бресте флот, потребуется двадцать тысяч матросов. Моряки – те, которых удастся найти – если не отправить их морем, вынуждены будут прошагать сотни миль из торговых портов Гавра и Марселя. Двадцать тысяч людей нуждаются в одежде и еде, причем и то и другое
