– Мистер Сефтон, руль на четыре румба влево.
Он был готов довести игру до конца, пусть даже печального, несмотря на вчерашний опыт, явно показывавший, что при прочих равных у «Клоринды» нет шансов на перехват.
– На палубе! Они ставят марсели. И бом-брамсели тоже, сэр!
– Очень хорошо.
– Скоро мы все узнаем, – сказал Спендлов. Когда плавучий якорь начнет действовать, она должна будет потерять скорость. Должна.
– На палубе! Капитан, сэр! – голос впередсмотрящего от возбуждения срывался на крик. – Ее развернуло не ветер! Тянет назад! Фор-стеньга сломалась, сэр!
– Тоже самое и с креплениями руля, – нахмурившись, произнес Хорнблоуэр.
Фелл, с сияющим лицом, прыгал, скорее, даже отплясывал на палубе от радости. Однако вскоре он взял себя в руки.
– Два румба вправо, – приказал он. – Мистер Джеймс, поднимитесь наверх и доложите, как она ведет себя.
– Она поднимает грот и фок! – прокричал впередсмотрящий.
– Пытается снова лечь по ветру, – прокомментировал Джерард.
– Капитан, сэр! – раздался голос Джеймса с грот-мачты. – Мы правим на один румб правее их.
– Отлично.
– Она снова идет по ветру… нет, ее опять развернуло, сэр!
Значит, «это» все еще висело за ней, ее попытки вырваться были столь же бесполезны, как попытки оленя вырваться из челюстей льва.
– Эй, полегче на руле…, – закричал Фелл, добавляя в адрес рулевого забористое словечко.
Все были взволнованы, казалось, каждый был охвачен страхом, что «Эстрелье» удастся избавиться от повреждений и так-таки скрыться.
– Со сломанным рулем она никогда не сможет лечь на курс, – сказал Хорнблоуэр. – А ведь кроме этого она потеряла фор-стеньгу.
Снова ожидание, однако теперь уже совсем другого толка. «Клоринда», раскачиваясь на волнах, казалось, заразилась всеобщим возбуждением, и ринулась на добычу, стремясь вперед, к триумфу.
– Вот она, – воскликнул Джерард, направив вперед подзорную трубу. – Все еще носом к ветру.
Когда следующая волна приподняла «Клоринду», они увидели шхуну: они быстро настигали ее. Печальное, унылое зрелище представляла она собой: фор-стеньга срезана начисто, паруса полощут по ветру.
– Приготовить погонное орудие, – распорядился Фелл. – Дайте выстрел поперек ее курса.
Последовал выстрел. На верхушку грот-мачты было поднято что-то, оказавшееся красно-золотым флагом Испании. Флаг повисел некоторое время, а затем соскользнул вниз.
– Поздравляю Вас с успехом Вашего плана, сэр Томас, – сказал Хорнблоуэр.
– Благодарю, милорд, – ответил Фелл. Он сиял от удовольствия. – Я не смог бы ничего сделать, если бы Вы, Ваше превосходительство, не поддержали бы мой план.
– Это очень любезно с Вашей стороны, сэр Томас, – сказал Хорнблоуэр, отворачиваясь, чтобы поглядеть на приз.
«Эстрелья» представляла собой прискорбное зрелище, еще более прискорбным оно стало, когда они подошли к ней, и могли рассмотреть более четко накренившуюся на нос сломанную мачту и вывороченный руль. Внезапный рывок, последовавший в результате действия плавучего якоря, имел невероятную силу и разрушительность. Он буквально вырвал прочные бронзовые петли, на которых крепился руль. Сам плавучий якорь, утяжеленный цепью, все еще висел, скрытый из вида, на болтающемся руле. Гомес, с торжеством доставленный на борт, все еще не имел представления о причине происшедшего, и не понимал, каким образом он потерял руль. Он был красив, молод и лицо хранило выражение достоинства, с которым он переносил незаслуженную им неудачу. Не доставило удовольствия наблюдать за тем, как он изменился, когда ему сказали правду. Совершенно никакого удовольствия. Это зрелище, вид того, как он унижается в глазах тех, кто взял его в плен, пересилило даже ощущение профессионального триумфа. Но, в то же время, более трехсот рабов получили свободу.
Хорнблоуэр диктовал текст донесения Лордам адмиралтейства, и Спендлов, чье владение искусством составления подобных бумаг являлось одним из важнейших его талантов, писал со скоростью, делавшей плавной сбивчивую речь Хорнблоуэра, который до сих пор не сумел овладеть навыком диктовки.
– В заключение, – говорил Хорнблоуэр, – мне доставляет особое удовольствие сообщить Вашим лордствам о находчивости и активности, которые проявил капитан сэр Томас Фелл, благодаря чему и стал возможным захват.
Спендлов оторвался от написанного и уставился на него. Спендлов знал правду, но предупреждающий взгляд, брошенный на него, удержал готовые сорваться с языка слова.
– Добавьте обычное официальное окончание – сказал Хорнблоуэр.
Не в его стиле было объяснять мотивы своего поведения секретарю. Да он и не смог объяснить бы их, даже если бы попытался. Фелл нравился ему не больше, чем раньше.
– Теперь письмо моему агенту, – сказал Хорнблоуэр.
– Слушаюсь, милорд, – ответил Спендлов, переворачивая страницу.
Хорнблоуэр стал прикидывать в уме план нового письма. Он хотел сказать, что поскольку захват осуществлен благодаря действиям сэра Томаса, он считает необходимым отказаться от своей доли головных денег. Ему хотелось передать адмиральскую долю в распоряжение сэра Томаса.
– Нет, – заявил он, – отставить. Я не буду писать этого письма.
– Слушаюсь, милорд, – отозвался Спендлов.
Можно было уступить другому человеку отличия и славу, но никто не станет уступать деньги. В этом будет что-то ненатуральное, подозрительное. Сэр Томас может что-то заподозрить, он будет оскорблен в лучших своих чувствах, и Хорнблоуэр не мог так рисковать. Однако он, во всяком случае, хотел бы, чтобы сэр Томас нравился ему больше.
Одичавшие пираты
Это был молодой Спендлов, весело распевавший всего в двух комнатах от апартаментов Хорнблоуэра в Адмиралти-Хауз. Впрочем, он с таким же успехом мог находиться прямо в них, так как все окна были распахнуты настежь, чтобы дать возможность свежему ямайскому бризу пробраться внутрь.
Это вступил Джерард.
– Передайте мое почтение мистеру Джерарду и мистеру Спендлову, – буркнул Хорнблоуэр, обращаясь к Джайлзу, помогавшему ему одеваться, – и прикажите им прекратить эти кошачьи завывания. Повторите это, чтобы я понял, что Вы все запомнили правильно.
