всех есть печки. Представь себе, будто я ношусь из дома в дом, разворачиваю печи и ищу сказочный клад!»
Айзика, разумеется отпустили. Он поспешил домой, снес печь и, конечно, отыскал обещанный клад. Потом заплатил долги, выдал замуж дочерей и, в знак благодарности, построил синагогу, которая так и называется «Синагога Айзика, бедного благочестивого еврея, оставшегося набожным даже тогда, когда перестал быть бедным».
У этой истории, как и у большинства хасидских притч, много авторов. Но обычно называют двоих: Нахмана из Брацлава и Симху-Бунема из Пшисхи. Рабби Нахман заменил Прагу на Вену и сказал: «Сокровище — дома, а знание (сведения о нем) — в Вене». Рабби Бунем, принимая нового ученика, всякий раз повторял эту притчу: «Вспомни Айзика, сына Йекеля. Сокровища нужно искать только в себе самом и нигде больше, даже в своем цадике».
Умный и смелый ученик решился бы задать Учителю обескураживающий вопрос — действительно ли клад принадлежит Айзику, одному Айзику? А как быть с начальником королевской стражи? Как насчет его доли? Рабби Бунем мог бы возразить (предвосхитив ответ некоторых своих последователей) — эта история акцентирует значение не сокровища, а мечты. У двух людей может быть одна и та же мечта, но грезы одного становятся реальностью другого.
Как бы то ни было, интерпретация рабби Бунема и традиция, сложившаяся в Пшисхе, придавали притче конкретный и актуальный смысл: человек способен достичь совершенства и без цадика, истина познается только в самом человеке, а не вне его. Не стоит идти неведомо куда, дабы найти того, кто поможет познать истину. Лучше остаться дома. Одному. Таков завет Пшисхи…
Пшисха — маленькое местечко в Польше, где хасидизм Баал-Шема, вызванный к жизни набожностью и созерцанием, пережил возрождение, отмеченное знаком гнева и тревоги.
Перенесемся в начало XIX века, в эпоху наполеоновских войн. В Европе, захлебывающейся кровью, все рушится: власти, границы, троны. Народы познали новые, освобождающие, но и губительные страсти. История озаряется вспышками пламени. Хлещет кровь. В церквах меняются обряды, на тронах — короли. Патриотизм, национализм, романтизм — множество новых слов становятся силой, заставляющей людей разбивать явные и тайные оковы.
В раввинистических кругах эти события окрашиваются мессианскими настроениями. Говорят о Гоге и Магоге, об их титанической, апокалипсической борьбе. Все явственней убеждаются хасиды в том, что настоящие сражения ведутся не генералами и императорами, а цадиками, — к сожалению, разобщенными. Если бы только они могли мобилизовать свои силы на поддержку одного-единственного императора, одной армии, то война бы закончилась и мир был бы на пороге избавления.
Дабы ускорить приход Мессии, объединили усилия трое великих Учителей: Люблинский Ясновидец, Маггид из Кожниц и рабби Мендл из Риминова. Они разработали план действий — увы, неудачный. Бог наказал заговорщиков: все трое умерли в том же году.
Наказание явно незаслуженное: ведь Учители питали добрые намерения. Евреи нуждались в Мессии, наверно, больше, чем когда-либо. Человеческое общество в целом двигалось вперед во всех областях, но, как обычно, евреи остались вне семьи народов.
В Восточной Европе евреи особенно нуждались в спасении. Поляки, фанатичные антисемиты, преследовали их не меньше, чем, допустим, австрийские либералы. Юный талмудист стоял перед выбором между военной службой, с одной стороны, и эмансипацией, т. е. светским обучением, свободной моралью — короче, атеизмом — с другой. Добавьте к этому различные экономические стеснения, делавшие жизнь евреев убогой повсюду, особенно в изолированных местечках, где они всецело зависели от милости приходского священника и прихоти землевладельца. На них обрушивались налоги, выкупы, законы, введенные с одной-единственной целью, — держать их в состоянии непрерывного унижения. Измученные погромами и обманчивыми мессианскими надеждами, они находились на грани отчаяния. Без хасидизма они примирились бы с гибелью.
Еврею-отщепенцу, рабби говорил: «Твой личный опыт не бессмыслен, это часть некоей реальной сущности, которая его учитывает. Знай, что вечность присутствует во всем, что любой стол может стать алтарем, а любой человек — первосвященником. Знай, что много стезей ведет к Богу, но самая верная из них — путь радости, а не слез. Знай, Бог не любит печаль и страдание, и меньше всего Богу нравится, что ты намеренно предаешься им. Бог не так уж недоступен для понимания: Он не ревнует ни к твоему счастью, ни к твоей доброте. Напротив: путь к Богу лежит через человека. Спящее дитя, заботливая и нежная мать, старик, прислушивающийся к шелесту деревьев — Бог рядом с каждым из них. Бог в каждом из них».
В тот момент еврейской истории это выглядело настоящим откровением. Превознося любовь, дружбу, порыв, а не аскетизм, ученость или строгое соблюдение Закона, хасидизм вернул иудаизму многих евреев, согбенных под бременем мирских тягот и готовых к поражению.
Вот почему менее чем за 50 лет хасидское движение охватило эту часть Европы. Успехи соратников Баал-Шема и учеников Маггида превзошли самые смелые ожидания: из искры, теплившейся между Косовом и Кутовом, вспыхнуло пламя, осветившее ночное небо, вырвавшее из тьмы лица людей. Не было общины, не затронутой новым течением. Имелись три главных центра хасидизма: на Украине, в Белоруссии и в Польше. Хасидизм гордился своими философами, такими как Шнеур-Залман из Ляд, своими заступниками, такими как Леви-Ицхак из Бердичева, своими проповедниками, рассказчиками, героями и святыми. Противники пытались воспрепятствовать его стремительному развитию. Тщетно. Хасидизм одержал победу, ибо стал защитником нового, улыбчивого — подлинного иудаизма, иудаизма, приучающего человека к мысли о счастье. В сущности, это был призыв к радости.
Хасидизм преуспел еще и потому, что сумел сформировать рабби, символизировавших собой его учение. Рабби — исповедник, учитель, руководитель и, сверх того, отец. Он не громовержец, он кроток и милосерден. Добрый пастырь,
он защищает свое незадачливое стадо от всевозможных невзгод, чинимых людьми и небесами. Благодаря ему, сломленные и измученные могли собраться с духом и более не чувствовать себя отверженными Богом и народом Израиля.
Оказалось, что легко быть хасидом, легко быть евреем. Человек знал, куда идти, что говорить и что делать, какого благословения просить и как его добиваться. Рабби отвечал на все вопросы. Приняв на себя страдания своих последователей и всего еврейского народа, он облегчил эти муки. Действительно ли он творил чудеса? Да или нет, и да и нет — неважно. Чудом было то, что евреи обнаружили в себе желание и силу воздать хвалу жизни, когда на горизонте сгущались багровые тучи и все явственней ощущалось приближение бури. Благодаря рабби хасид вновь обретал уверенность в себе, он мог снова обосноваться во времени и утвердить себя в надежде. На чужбине изгнанник устроил свой храм и создал свое царство. Да, Баал-Шем выиграл битву. Угнетенный и поверженный еврей заручился внутренней свободой, позволившей ему остаться евреем. Маггид из Межирича тоже достиг намеченной цели. Он проложил путь другим. У каждого рабби имелись теперь свои ученики, у каждого цадика — своя паства.
Самую поразительную победу хасидизм одержал в Польше, где среди его противников не нашлось людей такого масштаба, как Виленский Гаон, обладающих достаточной силой, чтобы соперничать с первыми Учителями. Всюду: в Кракове, Бродах, Львове — пытались они проводить кампании против хасидизма. Некоторые фанатики даже отлучили «новую секту». Напрасно. Отворачиваясь от них, евреи внимали зову хасидских песнопений.
Но в самом триумфе таилась опасность. Победы давались чересчур легко. Не вызывая противодействия, новое движение рискует ослабеть изнутри — в интеллектуальном, социальном, а порой и в моральном отношениях.
В Литве, где ему приходилось сражаться за каждую позицию, за каждого нового приверженца, хасидизм оказывал благотворное воздействие на еврейскую духовную жизнь. Сопротивление стимулирует, обогащает и умудряет протиборствующие стороны. Бросить вызов Аврааму Каценеленбогену и Виленскому Гаону — дело непростое. Вождям хасидизма, вынужденным защищаться от нападок и обвинений, выдвигавшихся авторитетнейшими раввинами, поставленным в условия, при которых уход от ответа был невозможен, нужно было всегда оставаться настороже. Им доводилось бороться против упрощения и вульгаризации своих духовных ценностей.
В Белоруссии и до некоторой степени на Украине хасидизму нередко по тем же причинам удалось создать влиятельную интеллектуальную элиту.
