как будто Кори не разбиралась в медицинской терминологии.
Кори с иронией взглянула на фельдшера. Члены бригад «скорой помощи», привозившие пациентов, обожали почему-то читать лекции штатным сотрудникам больницы. Итак, женщину привезли не туда. Что же теперь? Что должна сделать Кори? Сказать: «Извините, сеньора Родригес, я понимаю, у вас – спазм сосудов головного мозга, но дело в том, что здесь, к сожалению, не занимаются подобными вещами. Видите ли, сеньора Родригес, вам не сюда, поскольку эта часть больницы отведена для пострадавших от пуль и ножей»?
Не то чтобы Кори принимала так близко к сердцу дела любого больного, доставленного в отделение. Просто ее не могла оставлять равнодушной судьба каждого человека, которому уже не на что было надеяться и который попадал к ней по дороге на «свалку для отходов» городской бесплатной медицины. Кори взяла женщину за руку и увидела, как глаза миссис Родригес наполняются слезами.
– Вы можете писать? – тихо и ласково спросила Кориандр.
Женщина кивнула.
– Напишите мне телефон кого-нибудь из родственников или какой-нибудь подруги.
Слезы покатились по щекам женщины. Кори дала ей лист бумаги и карандаш и подождала. Женщина вывела дрожащей рукой большими буквами: «НИКОГО». У Кори защемило сердце. Снова взяв несчастную женщину за руку, она сказала медсестре:
– Зарегистрируйте поступление миссис Родригес. Запишите меня и как принимавшего, и как лечащего врача.
Затем, оставив миссис Родригес, Кори отправилась дальше – навстречу новым несчастьям и травмам. Ей не пришлось идти далеко. Ее тут же окликнула медсестра, и пришлось вернуться в смотровую.
– У нас тут новый пациент с ножевым ранением, доктор Виатт, – сообщила медсестра. – Рана не очень серьезная, пациент амбулаторный, дошел до больницы без посторонней помощи. Не могли бы вы осмотреть его и поставить диагноз?
Легко сказать – поставить диагноз! Ведь настоящим диагнозом всех пациентов Кори были скорее всего наркомания, политика или просто человеческая злоба.
На этот раз Кори пришлось задержаться в смотровой – ведь больной был амбулаторный. Вокруг – раны пострадавших, а за их ранами – их политика.
Кори принялась ощупывать пациента, он улыбался. А почему бы и нет? Ведь он остался жить!
– Нож вошел в нижнюю левую часть, возможен разрыв селезенки. Живот мягкий. Сделайте рентген, но только старайтесь поменьше его двигать и проследите, чтобы на пленку обязательно попала левая часть. – Кори выпрямилась. – Подключите его к монитору.
– От пациента пахнет спиртным, – объявила медсестра. – Его можно подключить к капельнице? Хуже не будет? Так ставить или не ставить капельницу? – чуть ли не зевая, спросила медсестра.
– Ставьте, – распорядилась Кориандр. – Пусть уж все перемешается – наркотики, алкоголь, лекарства, а когда состояние стабилизируется, проведем детоксикацию.
Кори страдала оттого, что не могла повлиять на исход событий для большинства из этих людей. Она часто корила себя за то, что, уходя из больницы, не вспоминает о виденных здесь ужасах до следующего дежурства. Кори чувствовала себя виноватой перед этими людьми, потому что жила в другом мире, в Манхэттене, на Пятой авеню, в квартире с окнами на Центральный парк. Когда-то давно, еще в Буэнос- Айресе, глядя через окно лимузина на детей из трущоб Сан-Телмо и Мосеррат, Кори чувствовала свою беспомощность и одновременно почему-то злость. Лимузин даже не замедлял скорость, проезжая через эти районы по дороге в аэропорт. Кори доставляли прямо к самолету, чтобы она могла лететь в больницу, в которой проходила стажировку.
«Посмотрите на него, Виатт!» И у нее действительно было полное право посмотреть именно на этого абсолютно голого мужчину с перфорированной почкой. Ведь это именно ее Господь Бог избрал для того, чтобы она засунула руку в разрезанную грудную клетку пациента и не дала ему умереть. В конце концов, разве не Дэнни, когда-то давно, в Аргентине, рассказал ей о том, как влияет на человеческое сердце прикосновение женских рук. Это было задолго до того, как Кори прикоснулась к сердцу в буквальном смысле… Кори откинула волосы со лба и глубоко вздохнула. Она не спала уже двадцать семь часов. И не заснет еще часов девять. А ведь могла бы нежиться сейчас рядом с мужем на одном из пляжей Акапулько…
4
После нескольких спокойных часов снова началась суматоха. Между двумя часами ночи и девятью часами утра в травматологии обычно наступало короткое затишье. К двум часам первую порцию пострадавших от неумеренного потребления спиртного и наркотиков успевали принять, осмотреть и отправить на операционный стол, в морг или же просто обработать раны и отпустить. Зато к девяти утра в отделении снова становилось людно. Видимо, как раз к этому времени концентрация возбуждающих веществ в крови алкоголиков и наркоманов достигала уровня, при котором обычно совершают противоправные поступки.
Полицейский нерешительно отделился от группы толпившихся у дверей товарищей, пришедших вместе с ним. Всякий раз, когда Кори видела большое количество людей в синей полицейской форме, у нее создавалось такое впечатление, словно она случайно забрела в самую гущу спортивной команды, готовящейся к игре в боулинг.
Кори осмотрела руки полицейского – они плохо сжимались в кулаки после того, как ему «пришлось подраться». Кори с сомнением отнеслась к словам полицейского, что его руки действительно пострадали во время защиты, а не нападения.
– Так при каких же обстоятельствах вы повредили руки? – спросила Кори у полицейского, но ее прервала медсестра.
Она протянула Кори медицинскую карточку и сказала:
– Койка номер три. Там лежит заключенный, пристегнутый к кровати наручниками. Его надо срочно осмотреть.
Кори пробежала глазами карточку и снова повернулась к полицейскому.
– Это что, и есть один из ваших «драчунов»? – спросила она.
– Сопротивление при аресте, док…
Кори прочла карточку повнимательнее и удивленно подняла глаза:
– Судя по тому, что здесь написано, этот человек едва жив.
– Этот парень не человек, док. Он – настоящее животное. На наших глазах он бросил свою подружку в лестничный пролет только для того, чтобы получить возможность удрать через окно с грузом наркотиков.
О Боже! Сколько раз приходилось ей выслушивать от полицейских подобные истории. Она готова была порой возненавидеть этих людей, выбравших эту ужасную профессию.
– А где девушка? – спросила она.
– Не волнуйтесь за нее, док, – ответил полицейский. – Таким, как она, ничего не делается. Они падают как кошки, на них даже не остается синяков.
– Чего нельзя сказать об этом парне с третьей койки, – возразила Кори.
Полицейский следовал за ней по пятам.
– А как же мои руки, док?
– Попросите кого-нибудь из санитаров проводить вас на рентген, – сказала Кори.
– А больничный? – настаивал полицейский.
Кори оглянулась только у кровати с раненым, которого отделяла от них тонкая занавеска.
– Сначала – результаты снимков, – отрезала она.
– А как насчет моего арестованного? – Полицейский показал пальцем в сторону занавески. – Когда я смогу его забрать?
– Если бы это хоть как-то зависело от меня, вы бы не получили его никогда, – ледяным тоном ответила Кори, скрываясь за белой занавеской.
Видимо, перед ней лежал один из тех, кто падает как кошка, обходясь при этом даже без синяков: у него были разорваны печень и селезенка, рассечена губа, а глаза закрывала гематома настолько, что всю левую сторону его лица не было видно. Кори как можно осторожнее сняла с него покрывало и начала тщательно
