– Привет, – наконец сказала я и протянула ей руку, а рука моя, как я вдруг заметила, была в чернильных пятнах. – Я Мэгги.
Рона осторожно, без намека на рукопожатие, подержалась за мою кисть. Она, должно быть, ужасно беспокоилась о том, как бы не сломать своих длинных красных ногтей, а кроме того, по-видимому, испытывала некоторое отвращение, когда ей приходилось браться за руку в чернильных пятнах.
– Мне очень приятно с вами познакомиться, – сказала она с сильным нью-йоркским выговором.
Более чем приятно, я полагаю.
– Эрик, – сказала я, чувствуя легкую тошноту, – принеси мне что-нибудь выпить.
– Какой разговор, – с готовностью ответил он. – Что ты хочешь?
Яду – и немедленно.
– Виски со льдом, будь добр.
Итак, мы оказались наедине. В скором времени – миссис экс-Орнстайн и миссис новая Орнстайн. У меня в голове пронеслось, а может быть, заявить ей, что мне все известно и нет никакого смысла притворяться, что ничего не происходит. Гораздо более цивилизованный путь – сесть рядышком и спокойно обсудить, как наименее безболезненно решить все наши маленькие проблемы. Нужно было бы непременно упомянуть, как я восхищаюсь ими обоими, – что, конечно, было бы явной ложью, потому что на самом деле я едва сдерживалась, чтобы не вцепиться в нее и не сорвать ее искусственные ресницы. Однако я прекрасно играла свою роль, не выходя за рамки приличий.
– На экране вы выглядите совсем по-другому.
Довольно странное замечание. Как мне расценить его: как комплимент или укол?
– Благодарю вас. Чем занимаетесь?
Я могла гордиться собой, поскольку все-таки удержалась от того, чтобы не продолжить вопрос «… я имею в виду с моим мужем».
– Я декоратор, – сказала она, и ее круглые глаза нервно забегали по залу. – Странно, что вы об этом не знали. Эрик нанял меня, чтобы заняться вашей квартирой.
Ну это уж слишком. Еще не остыло наше супружеское ложе, а меня уже выставляют вон.
– О! – сказала я. Неподражаемо.
– Мне действительно не терпится начать, – сказала она, играя своим поясом из ракушек.
А я вдруг ужасно озаботилась внешностью будущих деток Эрика. Ведь у их мамы подправленный нос, и еще совершенно неизвестно, каким он был раньше. От злости я совершенно позабыла, каких именно генетических свершений ждут от этого союза.
– Какое счастье, что он нашел ту, кто сможет это сделать, – сказала я и улыбнулась своей телевизионной улыбкой. – Ведь он никак не может решить, какого цвета должна быть детская.
Она слегка позеленела, не так, конечно, как ее поясок, и принялась свирепо щелкать друг о друга ногтями.
– Впрочем, – добавила я, – нам, пожалуй, следовало бы подождать, пока не родится ребенок, а уж потом заняться выбором цвета.
Тонкие губы Роны задергались, словно старались выплюнуть подходящее слово.
Всем своим видом я показывала, как страстно жду вопроса, который она никак не могла решиться задать, чтобы развеять или подтвердить свои худшие ожидания. Я же, со своей стороны, отнюдь не спешила разрешать ее сомнения. Наконец она решилась.
– А что, разве Эрик и вы, – пролепетала она, – я хочу сказать, разве вы и он ждете ребенка?
Я, естественно, усмехнулась самым неопределенным образом. Как это было принято у дам на коктейлях в Вашингтоне, когда у власти находились республиканцы.
– Значит, да? Я права? – прошептала она в смертельной тоске.
И я пожалела ее. Она выглядела такой изголодавшейся, такой беззащитной. Она была так напугана тем, что, может быть, потеряет свою заветную мечту. Я могла бы ей солгать и довести ее до судорог. Одним- единственным словом я могла бы уничтожить все ее надежды, обратить их в пепел и прах… Однако я могла сделать и другое. Я могла отнестись к ней с пониманием, уйти с ее пути и позволить ей жить с моим мужем. Но если бы я это сделала, даже не употребив в качестве защиты самую невинную ложь, я бы сама себя приговорила к самостоятельной жизни, а эта жизнь меня пугала… Поэтому в своем ответе я должна была найти золотую середину. Рона Пирс должна была пострадать хотя бы самую малость, зато потом обнаружить, что Мэгги Саммерс отошла в сторону.
– Нет, я еще не беременна, – застенчиво проговорила я. – Но Эрик так хочет иметь ребенка…
Строго говоря, это была не такая уж и неправда. Это было нечто вроде вызова: кто из нас сможет раньше угодить отчаянному желанию Эрика.
Позеленелость Роны сменилась мертвенной бледностью.
– Я думала, что вы не хотите иметь детей… – проговорила она.
– С чего вы взяли? – сердечно поинтересовалась я, а про себя пожалела, что не осталась на работе.
– Я хочу сказать, – запинаясь, ответила она, – что вы заняты своей карьерой. Мне кажется, такие люди, как вы, очень загружены и все такое…
Я взяла ее за руку.
– Конечно, вы правы, Рона, но все это гораздо сложнее.
