крылатого дракона, поднимающегося над двумя однолепестковыми розами. Глаза дракона были сделаны из крошечных безупречных камней драконьего глаза, сочетающихся с кольцами, которые сестры носили на левой руке.
Изабо сколола на груди плед, чувствуя, как защипало глаза, а к горлу подступил тугой комок. Она лишь недавно узнала, кто ее родители, поскольку Мегэн нашла ее в лесу совсем малышкой. Теперь Изабо знала, что они с Изолт были дочерьми Ишбель Крылатой, летающей волшебницы из легенд, и ее возлюбленного, Хан’гарада Повелителя Драконов, в чьих жилах текла кровь волшебных существ снежных гор. В День Предательства влюбленных жестоко разлучили – Хан’гарад упал в пропасть, которую Мегэн разверзла под его ногами. Она намеревалась убить Майю, но той как-то удалось ускользнуть, и жизнь Хан’гарада оказалась напрасной жертвой.
Хотя королева драконов и сказала Мегэн, что Хан’гарад все еще жив, Ишбель отказывалась поверить в это и снова впала в зачарованный сон, который длился уже шестнадцать лет.
Несмотря на то, что ее отец пропал, а мать так и не пробудилась от своего горестного сна, для Изабо очень много значило то, что она теперь была не найденышем без роду и племени, а банприоннсой, потомком Фудхэгана Рыжего, члена Первого Шабаша Ведьм. Это означало, что в ее жилах текла благородная кровь, и по происхождению она ничем не уступала самому Лахлану.
Изабо все еще с гордостью и удовлетворением разглядывала свой плед, когда ее нашел Дайд.
– Могу я пригласить вас на танец, Изабо Ник-Фэйген Тирлетанская? Если, конечно, теперь, когда стало известно, что вы банприоннса, не сочтете ниже своего достоинства танцевать с простым циркачом.
– Благодарю вас, Дайд Жонглер, с удовольствием, если вы не возражаете, чтобы я оттоптала вам все пальцы, – ответила она насмешливо. – В глуши Сичианских лесов мне так и не представилось возможности научиться танцевать.
– Я с радостью научу тебя! – воскликнул он и умчал ее в веселом риле. Тяжело дыша и смеясь, Изабо проскакала по комнате, чувствуя руки Дайда у себя на талии. Она помахала Лиланте, которая ревниво наблюдала за ними из угла. Хотя древяница и очень любила танцевать, эта пара была куда более красивой, а Лиланте слишком стеснялась своих широких узловатых ног, чтобы так открыто демонстрировать их.
Когда скрипки и флейты заиграли новую мелодию, на помост, где сидели музыканты, запрыгнул Катмор Шустрый.
– Давайте пить и веселиться! – воскликнул он, поднимая переплескивающуюся через край чашу Горячей Пинты. – Веселье, веселье, весь город пьет и веселится!
С радостными криками молодежь бросилась вслед за Катмором, который, пританцовывая, вышел из зала и направился к массивным входным дверям. Дайд схватил Изабо за руку и потянул ее за собой, возвысив голос и запев:
Мы пьем и веселимся сегодня до утра,
Поем мы и танцуем, ура, ура, ура!
И ясеневые чаши наполнены давно,
Рекою тосты льются и пиво, и вино!
Любовь и мир пусть с вами пребудут в этот год,
Пусть пьет и веселится, пусть празднует народ!
Мы поднимаем чашу и пьем ее за вас,
Весь город веселится сегодня в этот час!
Они неслись по заснеженным городским улицам, точно извивающиеся яркие цветные ленты. Всех, кто попадался им на пути, приглашали выпить горячего пряного эля из огромной чаши, которую часто наполняли из кипящих котлов, установленных на каждом углу. Они встречали и другие празднующие группы, не столь роскошно одетые, но веселья и энтузиазма у них было ничуть не меньше, чем у молодых лордов и леди из дворца. На увешанных фонарями городских улицах звенели песни, когда и грубые, и нежные голоса подхватывали припев:
Любовь и мир пусть с вами пребудут в этот год,
Пусть пьет и веселится, пусть празднует народ!
Мы поднимаем чашу и пьем ее за вас,
Весь город веселится сегодня в этот час!
Изабо танцевала и смеялась с искренним удовольствием, и все ее тревоги и сомнения точно растаяли в атмосфере надежды и радости, которая преобразила осажденный город. Она подумала, как же мудро поступила Мегэн, когда затеяла это празднество, которое в годы правления Майи оказалось в немилости. Отовсюду до нее доносились голоса, прославляющие нового Ри и Банри, возвращение Шабаша, рождение нового года и новой эры.
Хмельное тепло пряного эля растекалось по телу Изабо, кружа ее голову и наполняя смехом легкие. Рука Дайда, обвивающая ее талию, была теплой и сильной, а его черные глаза, блестящие, точно шлифованный гагат, улыбаясь, смотрели прямо в ее голубые. Когда он закружил ее в новом быстром танце, она почувствовала, каким стройным и гибким кажется его тело рядом с ней, как плавно и гармонично они двигаются вместе.
Танцующая пара, кружась, преодолела ледяную тьму дворцового парка и снова оказалась в жарком переполненном зале. Дайд закружил Изабо, и горящие факелы слились со смеющимися лицами, завертевшись опаляющим вихрем. У Изабо закружилась голова, и ей пришлось беспомощно ухватиться за его руку, чтобы не упасть. Он засмеялся и поцеловал ее. Каким-то образом, не переставая танцевать, они выскользнули из бального зала и оказались в темных соседних комнатах. Его губы опаляли ее шею, точно угли. Он сбивчиво шептал ей слова любви, но она едва слышала их, ошеломленная собственной реакцией.
Они лежали на кровати, сплетясь друг с другом, когда Лиланте открыла дверь. Застеснявшись такого количества незнакомых людей и безуспешно пытаясь разыскать своих друзей, древяница решила найти свою кадку с землей и поспать. Свет из распахнутой двери залил спальню, и Лиланте не смогла удержаться от крика, увидев Дайда и Изабо в ворохе смятой и расстегнутой одежды. Циркач оторвал губы от груди
