– Идите, Джейн. Спасибо вам за все! Я больше не имею права впутывать вас в это дело.
– Я буду молиться за вас, – шепнула она, прежде чем её светлое покрывало послушницы растворилось в пелене тумана.
Брэндон укрылся в сарайчике. Теперь ему оставалось только ждать. Усевшись подле лопат и грабель, он который раз ощупал свое снаряжение: крюк с веревкой, веревочная лестница, кошель с деньгами, если понадобится кого-то подкупить, и пара кинжалов. Под темной курткой на нем был стеганый жилет, который покрывала тончайшая кольчуга. Чарльз вполне мог предположить, что она ему понадобиться, если придется отбиваться. Хотя, конечно, лучше бы все прошло тихо... В полночь он увидел, как монахини попарно проследовали в молельню, откуда доносились звуки нежной литании. Эти прекрасные песнопения настроили его на религиозный лад: сложив ладони, он жарко молился, прося Всевышнего, его Пречистую Матерь и всех святых не оставить его, помочь спасти любимую. Редко он молился с подобным пылом.
Потом наступила тишина, столь оглушающая, что звуки шагов часового на галерее Клюни казались единственными в этом мире, да ещё порой откуда-то издали долетали редкие звуки колоколов, отсчитывающих часы. Весь мир пребывал в покое. Но Брэндон был напряжен до предела. В какой-то миг ему показалось, что он слышит отдаленные крики, плач и голоса со стороны особняка. Он вскочил, задев в темноте садовые инструменты, и еле успел их подхватить, когда те стали падать. Пока Чарльз укладывал их на прежнее место и размышлял, не появится ли кто-нибудь, привлеченный устроенным им шумом, звуки со стороны Клюни совсем стихли. Он даже не мог теперь поручиться, не померещились ли они ему. Вглядываясь сквозь туман в свет за окошком Мэри, он с волнением отсчитывал удары колокола: три, четыре…
Свет в окне Мэри все не гас. Что там происходит? Мэри просила Джейн о помощи двое суток назад. Что случилось с ней за это время? После четвертого часа туман стал особенно плотным. Теперь Брэндон не мог различить и решетку в трех ярдах от себя, зато услышал, как где-то слабо стукнула дверь, и звука шагов стражника более не стало слышно.
Какое-то время Брэндон ещё выжидал. Тишина давила на уши. Он осторожно вышел и, подойдя к решетке, прислушивался какое-то время. Потом снял с пояса крюк. Держа один конец веревки в левой руке, правой он раскрутил его и, измерив приблизительное расстояние, сделал бросок. Железные крючья с лязгом ударили о решетку с противоположной стороны. У Брэндона кровь прилила к сердцу – звук показался ему оглушающим, и он в страхе ожидал, что сейчас где-то захлопают двери, послышатся шаги, голоса... Но все было тихо. Брэндон стал медленно тянуть за веревку. Крюк слабо лязгал, скользя по железу решетки. Наконец он замер, зацепившись за верхнее перекрытие. Брэндон дернул раз, потом ещё сильнее. Крюк держался. Тогда Чарльз, натянув веревку и вверив себя милости Провидения, уперся ногами в скользкие от влаги прутья решетки и стал взбираться по ним. Это оказалось делом нелегким. Его нога то и дело проскальзывала в проем решетки, веревка впивалась в ладони, крюк звякал и скрежетал... Брэндон в страхе подумал, как он будет выбираться, когда с ним будет Мэри. Но это второй вопрос. Главное – увидеться с ней, убедиться, что с ней ничего не произошло!
Наконец он добрался до верха решетки, схватился за перекладины с остриями и, подтянувшись в последний раз, оказался наверху. Перебравшись через ограду, он отцепил крюк и сбросил его вниз, затем, скользя по стволам решетки, спустился сам. Оглядевшись, Чарльз различил уходящую вдаль аллею тополей и медленно двинулся вперед. Под ногами слабо хлюпала грязь. Наконец, прижавшись к одному из деревьев, он оказался среди окружавших его буквой «П» строений. Особняк Клюни! Тюрьма его Мэри... В туманной ночи слабо темнели проемы окон, окруженных готической лепниной, выступали статуи, высились своды окружавшей сад галереи. Роскошное здание, мало напоминавшее тюрьму. Брэндон осторожно пробрался туда, где высилась башня, в которой, как он знал, заключена Мэри.
Не могло быть и речи о том, чтобы попытаться проникнуть внутрь через охраняемый вход. Но к башне почти на уровне с небольшим окошком, за которым по-прежнему маячил свет, вплотную примыкала балюстрада крыши. Если по скату крыши он доберется до зубьев башни и зацепит за них петли веревочной лестницы, то при спуске окажется как раз возле окна. Чарльз Брэндон обладал сильным, натренированным телом. Все, о чем он молил Бога, это чтобы звуки, которые он будет издавать, не привлекли чье-либо внимание. К счастью, ему сопутствовала удача, и крюк за балюстраду удалось забросить сразу. И хотя грохот, который издавали металлические крючья, сползая по черепице, пока прочно не засели в резьбе балюстрады, вновь заставил его заледенеть, но похоже, все было спокойно. Похоже... Примкнув к темной стене, он услышал, как где-то хлопнуло окошко, раздался негромкий мужской голос, даже мелькнул свет. Но, видимо, тишина ночи, сырость и холод не вызывали у охранников желания проверять, что случилось, и вскоре окошко вновь закрылось. Брэндон перевел дыхание, видя, как за окнами верхнего этажа мелькал свет, словно кто-то удалялся с лампой. Потом особняк опять погрузился во мрак, и Чарльз, поплевав на ладони и посильнее подергав крюк наверху, стал подтягиваться на руках, упираясь ногами в стену.
Пока он оказался на крыше, ему стало жарко. Руки молодого человека дрожали от напряжения, суставы болели. Брэндон с трудом отдышался, опасливо косясь на темное окошко мансарды неподалеку, но решил не тянуть время. Итак, он был у самой башенки! Стараясь ступать как можно легче, Чарльз начал взбираться по крутому наклону крыши. Черепица скрежетала под ногами, один раз одна даже поползла вниз, но застряла там, где скат крыши стыковался с узорчатой решеткой балюстрады. Находясь у самых зубьев башни, Брэндон уже не видел ничего, кроме тумана – ни двора, ни шпилей города, ни силуэтов охранников на внешней стене. Все было скрыто за густой сероватой мглой, заполнявшей все вокруг и скрадывавшей все звуки. Брэндон благословлял небо, пославшее ему такую ночь.
Поплотнее закрепив за зубьями башни петли веревочной лестницы и пристроив у пояса моток веревки с крюком, он медленно начал спускаться вниз, пока не оказался у окошка. Одной рукой держась за лестницу, другой за лепку, украшавшую окно, он приблизился к стене настолько, что смог упереться ногами о карниз, проходивший чуть ниже окна. Не самое удобное положение, но, тем не менее, так Чарльз смог хоть немного передохнуть. Поначалу, увидев, что окошко забрано решеткой, он даже растерялся, но уже в следующий миг облегченно перевел дыхание. Это была не тюремная решетка, вмонтированная в стену, а узорчатая, задвигавшаяся изнутри на задвижку. Его даже пот прошиб, когда он понял это. Подобной преграды, когда он почти достиг цели, он бы не перенес. Но тут Брэндон услышал нечто, что вновь заставило кровь заледенеть у него в жилах: Мэри была не одна. Он явственно слышал внутри приглушенные голоса! Чарльз был так сражен этим, что лишь через несколько минут разобрал, что речь звучит на английском. Удивившись, он прислушался – один из голосов явно принадлежал Мэри, а другой Анне Болейн. Мэри говорила совсем тихо, и он разобрал только конец фразы:
– ... как же мне это назвать, если не предательством?
Голос Анны звучал более громко, даже словно бы с вызовом:
– Вы не должны винить меня, миледи. Я сейчас завишу не только от вас, но и от Ангулемов, от матери короля Франции мадам Луизы. И я могу напомнить её слова: в ваших несчастьях никто не повинен более вас самой!
Брэндон более не вслушивался в разговор. Он ощутил сильнейшую досаду, почти отчаяние. Присутствие в комнате с Мэри постороннего лица рушило все его планы! Так, значит, малышка Болейн – одна из тех, кто следит за королевой? И все же хорошо, что это она, ибо тогда у Чарльза осталась последняя надежда.
