загорелась. После этого она торжественно намазалась драгоценным маслом, смесью мурквоуда, боярышника, дягиля и розы, для ясновидения, дальновидения, дальнего пути и защиты от зла.
Изабо уселась в объятия корней старого тиса. Она чувствовала себя очень чистой и очень уверенной. Глядя в ночь, она очистила свой разум от всех мыслей и чувств, напевая вполголоса:
– Во имя Эйя, нашей матери и нашего отца, вы, Пряха, Ткачиха и Разрезающая Нить, ты, кто сеет семя, питает все живое и собирает урожай, почувствуй во мне течения морей и крови; почувствуй во мне бесконечную тьму и яркий свет; почувствуй во мне восхождение лун и планет, пути звезд и солнца; сними пелену, открой мои глаза посредством четырех стихий: ветра, камня, пламени и дождя; сними пелену, открой мои глаза посредством ясных небес и бурь, радуг и града, цветов и опадающих листьев, пламени и пепла, сними пелену, открой мои глаза, во имя Эйя, нашей матери и нашего отца, вы, Пряха, Ткачиха и Разрезающая Нить…
Мало-помалу Изабо почувствовала, как растягивается, становится выше и тоньше, как будто кто-то тянул ее за веревку, протянутую через вершину ее черепа, сквозь основание ее позвоночника. Она росла из неба и из земли. Ее спинной мозг был деревцем, чьи ветви сплетались со звездами, ее корни уходили глубоко в землю. Она чувствовал почти неуловимый пульс планеты под ней, чувствовала, как становится все меньше и меньше в необъятности ночи, пока не превратилась в светящуюся пылинку в рокочущей темноте.
Она падала в бездну ночи, сначала внезапными рывками, которым она изо всех сил старалась не сопротивляться, потом плавно, быстро, скользя вниз по расширяющейся спирали.
В этом оцепенении, которая не была сном, в неподвижности, которая не была смертью, она пошла обратно по нити своей жизни. Ей казалось, что она несется по огромной винтовой лестнице, каменные ступени которой мерцали в ночи неземным светом. С каждым поворотом лестницы она все глубже входила в транс и оказывалась все дальше в собственном прошлом. Былые горести снова нахлынули на нее. Она увидела багровое, с вывалившимся языком лицо Маргрит Чертополох, выпившей яд, который сама же предназначала для Изабо. Маргрит протягивала к ней руки, умоляя о прощении, но с ее посиневших от удушья губ не сошло ни слова.
Изабо хотела остановиться и попытаться успокоить бешено колотящееся сердце, вновь обратившись к своему
Она снова неслась на салазках по белой снежной глади и, обернувшись, увидела ледяного великана с копьем, нацеленным прямо на нее. Сердце у нее оглушительно заколотилось, и она отчаянно попыталась бежать. Ледяное копье полетело в нее. Она увидела чудовищный вал лавины, несущейся на нее, готовой вот-вот поглотить ее. Она снова взмыла в небо на крыльях совы. Ее обожгло невыносимое облегчение, острая радость освобождения от своего искалеченного неуклюжего тела и переселения в стремительное, свободное, уверенное тело совы, снежной львицы, беркута – любого животного, в которое она захотела бы превратиться. Тогда Изабо чувствовала лишь смятение. Сейчас она плакала и смеялась одновременно.
Она летела вниз, сквозь кружащийся снег и вспыхивающее пламя, сквозь голод, холод и одиночество, сквозь утраты и страдания. Она видела, как Майя швырнула черную куклу в огонь, она видела, как Бронвин играет на флейте, а все ее игрушки танцуют и подпрыгивают вокруг нее. Изабо видела, как ее отец превратился из буйного неукротимого коня, брыкающегося и становящегося на дыбы, обратно в человека. Она видела свою мать, спящую в коконе волос, и себя саму, трясущую ее, упрашивающую ее проснуться. Почему-то это воспоминание пронзило ее более сильной болью, чем все предыдущие. Изабо почувствовала, как по щекам у нее катятся слезы, обжигающие ее душу, как будто ртутные.
В этот миг Изабо поняла, как сильно ее всю жизнь мучило отсутствие матери, как ноющий зуб, который щупаешь и щупаешь языком, вздрагивая от боли, когда попадаешь в неудачное место, и который затихает, оставляя лишь тупую пульсацию, когда его оставляют в покое. Ни Изабо, ни Изолт никогда ни в чем не обвиняли Ишбель, стараясь не ворошить это ноющее сомнение, но только сейчас Изабо поняла, как глубоко ее ранило знание, что их мать предпочла найти спасение в своем странном зачарованном сне, вместо того, чтобы самой заботится о своих маленьких дочерях.
Она видела, как Ишбель проснулась, оглядываясь вокруг, но на этот раз ее мать улыбнулась ей и обняла ее, назвав по имени. К удивлению и радости Изабо, на этот раз она увидела Ишбель в постели под балдахином, а не в гнезде ее собственных волос. Ее муж и отец Изабо, Хан'гарад, мирно спал рядом с ней. Поворот лестницы каким-то образом провел Изабо не только через время, но и через пространство, и эта Ишбель, которая ответила на ее нечленораздельный вскрик, была теперешней, а не прошлой.
Она видела, как Лахлан поднял малышку Бронвин из лохани. С ее плавников стекала вода, чешуи перламутрово поблескивали. Он тряхнул ее, прошипев сквозь сжатые зубы: «Держи ее подальше от меня. Во имя бороды Кентавра, держи этого
Маленькая девочка растворилась у нее в руках, превратившись в ничто. Изабо неслась по ступеням, сквозь горе и пламя самайнского восстания, сквозь болезненную путаницу ее горячечного путешествия в Риссмадилл. Видения сменяли друг друга с такой быстротой, что она еле успевала справиться с ураганом эмоций, но все же знала, что стремительно приближается к времени своей пытки. Она пыталась выйти из транса, покинуть лестницу, вернуться обратно в настоящее. Все было бесполезно. Ее неумолимо увлекло в то время, в тот миг, когда ее мир разлетелся на части и вновь сложился, искаженный и навсегда отравленный. Она увидела улыбку барона Ютты, склонившегося над ней, и в пароксизме стыда и ужаса она камнем полетела вниз, все глубже и глубже в бездну.
Мир закружился вокруг нее, звезды и ночь промчались мимо головокружительными спиралями белого огня. Она падала так быстро, что не могла дышать, будто ее легкие сжимала рука какого-то жестокого великана. Видения мелькали одно за другим, как будто она видела их краем глаза, затуманенные и искаженные слезами. Тень дракона, закрывшая луну. Мегэн, прядущая шерсть и рассказывающая ей свои истории. Она сама, держащаяся за руку Мегэн и глядящая на мальчика со смеющимися темными глазами, крутящегося колесом быстрее, чем она умеет бегать. Потом она увидела себя новорожденную, лежащую в гнезде корней огромного дерева и зажимающую в крошечной ручонке кольцо с драконьим глазом.
Ее увлекало все глубже. Красный хаос, наполненный криками и всхлипываниями, и тени драконьих крыльев. Невыносимое давление повсюду вокруг. Потом покой. Темнота. Парение. Она свернулась клубочком, не понимая, где находится. Единственным звуком было оглушительный отдаленный рокот, похожий на ритмичный плеск океана. Она отдыхала, наслаждаясь блаженным покоем, укачиваемая рокотом океана и ласково колышущимися волнами. И снова она почувствовала, как ее уносит, хотя так медленно, так ласково, что падение почти не ощущалось. Она вскрикнула, не желая уходить.
Белое сияние. Свет, наполняющий ее уши и глаза, точно вода. Она падала, все быстрее и быстрее, мир бешено вращался вокруг нее. Она оторвалась от него и с пронзительным отдающимся эхом криком полетела
