что бранить меня и командовать мной. И постоянно куда-то исчезала. Я не могу сосчитать, сколько раз это было!
– Всего один или два, – сказала Изабо, – и каждый раз у меня не было другого выбора.
Он кивнул.
– Да, я знаю, – ответил он, и его голос стал совершенно серьезным. – Я твердил себе, что время еще не пришло. Когда придет время, думал я, Пряхи переплетут наши нити.
Они молча лежали в темноте, всего в нескольких дюймах друг от друга. Изабо ощутила, как внутри у нее все знакомо сжалось от охватившего ее смятения. Он накручивал ее локон на палец, но ничего не говорил.
Через миг она выдавила:
– Но я… я не знаю…
Повисло долгое молчание, потом он сказал спокойно, все так же играя с ее волосами:
– Чего, Бо?
– Я не знаю, могу ли… – Она замялась, пытаясь разобраться в путанице мыслей. Потом выпалила, удивив саму себя, – Ты знаешь, что у меня не может быть детей? – Его пальцы все так же продолжали крутить ее локон. – Йорг так сказал, он заглядывал в мое будущее. Он сказал: «Я вижу тебя с множеством лиц и во множестве масок; ты будешь единственной, кто сможет скрыться в толпе. Хотя у тебя не будет дома и ты не будешь знать отдыха, все горы и долины станут твоим домом; хотя ты никогда не станешь матерью, тебе суждено будет вырастить дитя, которое когда-то будет править страной».
Ее голос изменился, стал более низким и прерывистым.
– Видишь? У меня никогда не будет ни дома, ни отдыха, и у меня никогда не будет детей. Когда пророчества Йорга не сбывались? Мегэн говорит, что ведьмы часто оказываются бесплодными. Это как-то связано с Единой Силой. – Слова сбивались в одну кучу, перепрыгивая друг через друга. – И потому, что ведьмы редко выходят замуж…
Дайд ничего не сказал, хотя его пальцы оставили ее волосы и легонько водили круги по ее шее.
– А я же теперь ведьма, колдунья. Я поклялась посвятить себя Шабашу.
– И что? – спросил он. – Ты поклялась посвятить себя одному хозяину, а я другому. Как это может помешать нам любить друг друга?
Медленные круговые движения его пальцев по ее коже успокаивали ее. Она протянула руку и сжала его запястье.
– Это означает, что я не обычная девушка, с которой ты можешь прыгнуть через костер и строить свою жизнь.
Он повернул руку, и их пальцы сомкнулись.
– Мне не нужна ни обычная девушка, ни обычная жизнь. Ты все это уже говорила раньше, Бо, это никак не меняет мои чувства к тебе.
Он немного помолчал и снова придвинулся к ней. Ее пульс мгновенно бешено заколотился снова. Он очень нежно поцеловал уголок ее рта, губы, подбородок.
– Вопрос в том… каковы твои чувства ко мне?
Его губы скользнули к жилке, пульсирующей в ложбинке между ее ключицами. Одна рука быстро и со знанием дела принялась развязывать шнурки у нее на корсаже. Губы опустились вслед за рукой. Изабо снова почувствовала приступ острого желания, и вместе с ним еще более сильный страх. Он почувствовал ее движение и слегка отстранился, хотя его рука все еще лежала на ее солнечном сплетении, там, где должно было быть средоточие ее
Я не причиню тебе боли, Бо, – сказал он ласково. – Почему ты боишься меня?
Она ничего не сказала. Все ее тело было очень неподвижным и очень напряженным.
– Кто-то уже причинил тебе боль, моя Бо? – спросил он ласково. Она напряженно кивнула. – Оул? – Она снова кивнула, и он поцеловал ее, гладя по спутанным рыжим волосам. Она чувствовала, как дрожит его рука у нее на груди. – Как?.. Что они?.. – Он не смог договорить. Она отодвинулась, снова ощутив прилив стыда и отвращения. Он удержал ее, убрав со лба упавшую прядь. Мало-помалу нежность его прикосновения успокоила ее. – Они тебя?..
Она покачала головой.
– Нет. Другим пришлось хуже. – Ее голос был очень тихим, исполненным горечи. – Меня они просто трогали. Это нравилось ему, барону Ютте, Главному Пытателю. Он сказал, что ему нравится слышать, как я кричу. Поэтому они трогали меня, по всему телу, и внутри тоже, очень больно… – Ее голос пресекся. – И барон Ютта, он тоже это делал, когда я была на дыбе. Он… – У нее сорвался голос, и она не сказала ничего больше, изумленная, что она смогла высказать ему это все. Наверное, причиной тому было тепло, близость темнота, нежная рука Дайда на ее лице. – Я укусила его, – сказала она окрепшим голосом. – Он рассмеялся. А потом он… он положил… ту штуку мне на руку. Тогда я убила его. – Она произнесла это очень буднично.
Рука Дайда замерла. Она изогнулась, пытаясь взглянуть ему в лицо. Огонь почти догорел, но Изабо всегда видела в темноте как эльфийская кошка. Она видела, как мрачно были сжаты его губы, какой напряженной была линия челюсти, и снова почувствовала, как между ними повеял холодный ветер.
Потом он прижал ее к себе, так сильно, что она задохнулась.
– Жаль, что не я убил его, – сказал он. Его голос был очень хриплым. Он прижался к ее лицу своим лицом, и она с удивлением поняла, что глаза у него были мокрые. Она протянула палец и коснулась влажных ресниц. Он перехватил его и поцеловал, потом поцеловал белые рубцы на том месте, где должны были быть пальцы. В груди у Изабо что-то лопнуло, и она обнаружила, что тоже очень близка к слезам. Это были не те горячие удушливые слезы, которые постоянно были где-то рядом в последние несколько месяцев, а что-то более мягкое, как осенний дождь.
