— Как раз перед тем, как линия вышла из строя, передали вот это. — Молодой человек протянул ему листок бумаги.
Винсент развернул листок и, пробежав его глазами, посмотрел на Марка и улыбнулся.
— Ну что там, прочтите, — сухо сказал Марк.
— «Марку Лицинию Граке, первому консулу римского народа, — продекламировал Винсент торжественным тоном, словно читал манифест. — Через два дня двадцатипятитысячная армия со ста полевыми орудиями отправляется вам на выручку. В восьмидневный срок наши войска прибудут в ваш город для оказания поддержки в борьбе с нашим общим врагом. После того как он будет уничтожен, мы готовы оказать вам всемерную помощь в восстановлении разоренного хозяйства. Мы возмущены тем, что на вас, нашего союзника, было совершено столь жестокое и коварное нападение, и в этот грозный час мы встаем плечом к плечу с вами. Знайте, если русские заключают с кем-нибудь союз, они остаются верны ему до конца. Подпись: Президент Калинка».
— Через восемь дней! — презрительно фыркнул Петроний. — Что останется от нас через восемь дней? — Он указал на земляные укрепления, возводившиеся в полумиле от городских стен.
Тысячи карфагенян трудились по всей линии, окружая город кольцом траншей и орудийных окопов. Работали они не спеша, с максимальными предосторожностями. Часть легких полевых орудий уже была установлена на позициях и время от времени обстреливала южную стену города. Но две самые тяжелые пушки были упрятаны на холме на расстоянии более мили от города, вне пределов досягаемости двухдюймовых орудий, имевшихся у Винсента. Тобиас не хотел подвергать их лишнему риску и выдвигать на передовую, пока там не будет обеспечена надежная защита.
Осторожность, с какой они действовали, представлялась Винсенту даже чрезмерной. Всего лишь семь часов назад защитники города в панике отступали, преследуемые карфагенянами. А затем, вместо того чтобы развивать свой успех, противник вопреки всякой логике внезапно остановился в двух милях от города. В тот момент Винсент благодарил Бога за предоставленную им передышку, ибо в городских воротах творилось нечто невообразимое и ничего не стоило перебить там их всех. Но по зрелом размышлении это показалось ему очень странным. На их месте он обязательно продолжил бы наступление и уничтожил врага. Их действия противоречили здравому смыслу.
— Мне нравится эта последняя строчка, — прервал Марк размышления Винсента.
— Прошу прощения?
— Насчет того, что русские верны союзу до конца.
— Я знаю президента достаточно хорошо, сэр, — ответил Винсент. — Это человек исключительно честный, и на его слово можно положиться.
— Но не связано ли то, что он пишет, и с нашей безопасностью? — надменно вопросил Петроний.
Винсент даже не сразу понял смысл вопроса.
— Очевидно, сенатора интересует, не будут ли русские войска представлять угрозу и для римлян, — пояснил Марк.
— Я не вижу, откуда могла бы возникнуть такая угроза, — ответил Винсент.
— Для посла вы слишком простодушны, — улыбнулся консул.
— Это не столько наша война, сколько их, — вмешался Петроний, все больше раздражаясь. — Карфагеняне воюют их дьявольским оружием. Если бы не оно, мой дом и мои владения не дымились бы сейчас в руинах. То, что происходит здесь, — это конфликт между ними и Карфагеном, а мы лишь невинные жертвы, попавшие меж двух огней. — Петроний обращался исключительно к Марку, как будто Винсента здесь и не было вовсе. — Ты должен вступить в переговоры с карфагенянами и выдвинуть наши условия. Мы все единодушно считаем, что янки несут нам гибель. У карфагенян имеется то же самое оружие, а их пушки даже больше — мальчишка сам это признал. Не исключено, что они могли бы поделиться с нами своим оружием и секретом его изготовления, и тогда мы послали бы этих янки с их драгоценными крестьянами подальше.
Полдюжины сенаторов, окружавших Петрония, согласно кивали.
— Они принесли нам одно лишь несчастье! — выпалил Катулл.
— Мы потеряли сегодня триста человек убитыми и ранеными, — произнес Винсент голосом, полным холодного бешенства. — Это были лучшие воины, какие когда-либо существовали в этом мире. Я обучал их военному искусству, они были моими друзьями, и я никому не позволю говорить, что они принесли вам одно несчастье. Вернувшись домой, я встречусь с их семьями и постараюсь объяснить им, ради чего сражались их мужья и сыновья. Они погибли, защищая вас, а вы насмехаетесь над этим!
Винсент сознавал, что поддается овладевшему им гневу, но терпеть это издевательство он больше не мог. Дмитрий, стоявший рядом, не понял ни слова из сказанного, но видел, в каком состоянии Винсент, и жестами призывал его успокоиться. Однако Винсента уже понесло.
— Мы сломали хребет Тугарам, мы остановили распространение оспы и заплатили за все это дорогой ценой. Половина нашего населения погибла.
— А мы не просили вас ни о каких одолжениях, — парировал Петроний. — Нам жилось очень хорошо, пока не появились вы.
Винсент чувствовал, что самообладание вот-вот окончательно покинет его. Половина его сознания велела ему остановиться, вспомнить, кем он является сейчас и кем был недавно, но вторая половина напоминала о другом — о тысячах убитых на улицах Суздаля, обо всей этой мясорубке, о глазах солдата, которого он оставил всего несколько часов назад на растерзание врагу. Он испытывал такое непреодолимое желание прикончить Петрония собственноручно сию же минуту, что это испугало его самого.
— Хватит!
Марк стоял, повернувшись спиной к сенаторам и глядя прямо на Винсента. В глазах его было предупреждение.
— Когда вы командовали сегодня на поле боя, — произнес он мягко, — то показали себя настоящим воином и заставили меня пересмотреть свое мнение о вас. До этого я не мог понять, почему именно вы получили назначение на этот пост, — разве что из-за знания языка. Я думал, что вы достигли такого высокого положения лишь потому, что женаты на дочери президента.
Винсент было вскипел, но взгляд первого консула по-прежнему взывал к его благоразумию.
— Теперь же я знаю, что вы добились этого благодаря собственным заслугам, — заключил Марк и повернулся к Петронию: — Кстати, я не спросил тебя сразу, но спрошу теперь: где ты был, когда наша армия бежала сегодня с поля боя?
Петроний в ярости уставился на консула, лишившись дара речи.
— Ты бежал вместе со всеми. Я видел, как ты несся сломя голову в сторону города далеко впереди остальных, — гневно бросил Марк и указал на Винсента: — А он и его русские солдаты сражались, прикрывая наше отступление. Ты недостоин носить тогу сенатора. Бог Цинциннат взирает на тебя с презрением.
— Ты не имеешь права!… — завопил Петроний.
— Я имею полное право! — прорычал Марк. — Сегодня на поле боя этот молодой человек служил примером всем нам, включая меня. Он принял командование на себя, в то время как я не знал, что делать. И когда он отдал мне приказ, я подчинился, потому что он был прав. Я тогда сказал ему, что не забуду того, что он сделал, и я буду верен своему слову. Я буду ждать их восемь дней.
— Сенат оспорит твое решение, — бросил Петроний.
— Пусть попробует! Я прикажу распять всякого, кто посмеет заявить в сенате или на форуме, что мы должны просить пощады у тех, кто осаждает наш город.
— Мы сместим тебя! — крикнул Петроний.
— Род Лициниев правит Римом уже четыреста лет. Легионеры станут на мою сторону.
— Твои легионеры сегодня — это перепуганный ничтожный сброд, — прошипел Катулл.
— Зато мои солдаты не перепуганы, — вмешался Винсент, в ком ярость сменилась убийственным спокойствием.
— А ты не суйся, командуй своим сбродом! — язвительно кинул Петроний,
— Мы заключили договор прежде всего с первым консулом, а уже потом с сенатом, — ответил Винсент. — Мы не будем спокойно стоять в стороне, если кто-нибудь попытается совершить переворот и отнять у него власть.
