Девушка не ответила. Она не слышала и не замечала ничего вокруг, словно окаменев. Лишь глаза жили на ее лице.
– Анна, – вновь повторил Уорвик и коснулся плеча дочери. – Будь спокойна. С помощью Божией твой рыцарь выйдет победителем.
Анна не шелохнулась, зато сидевшая по другую сторону от Уорвика королева Маргарита повернула к графу гневное лицо:
– Вольно же вам так говорить, милорд! Складывается впечатление, что более всего остального вам и вашей дочери дорога Белая Роза.
По лицу Уорвика скользнула тень раздражения.
– Он англичанин, моя госпожа, и ничто не заставит меня сочувствовать шотландцу и желать гибели своему соотечественнику. Вы же в душе остались француженкой, мадам, и вам не дано понять, какие чувства бродят в крови англичан по отношению к жителям Каледонии.
Королева поморщилась.
– Для меня он всего лишь йоркист, человек, принадлежащий к партии, лишившей меня трона.
В этот миг Анна Невиль стремительно подалась вперед.
– Меч! Он поднял-таки меч!
– Ну и что?
Анна облегченно вздохнула.
– Когда Майсгрейв с мечом, одолеть его может только Бог!
И, словно в подтверждение слов девушки, Майсгрейв ринулся в наступление. Меч блистал в его руках будто молния. Он отбросил ставшее теперь бесполезным седло и яростно атаковал шотландца. Делорен по-прежнему парировал удары, но былой уверенности в нем уже не было. Ему пришлось отступить. Раз, затем еще раз он не смог ответить на удар, и Майсгрейв рассек его наплечник, оглушил ударом по шлему. Теперь Филипом овладела спокойная уверенность, и он действовал с молниеносной быстротой. Казалось, любимое оружие влило в него новые силы. С этого момента исход поединка стал казаться предрешенным. Трибуны рокотали, словно бурное море: кто пытался подбодрить отступавшего шотландца, кто ликовал, видя превосходство английского рыцаря. Он же, словно забыв о ране, разил, рубил, колол. Дыхание стало хриплым, а от ударов его меча толедская сталь доспехов шотландца казалась измятым пергаментом и утратила блеск. К тому же удар по шлему прогнул забрало, и это сузило поле зрения Делорена. Он дважды промахнулся, и Филип воспользовался этим, чтобы нанести противнику такой удар, что шлем его раскололся будто орех, а сам шотландец зашатался и как подкошенный рухнул к ногам Майсгрейва.
Трибуны замерли. Падая, Делорен сбил с ног и английского рыцаря. На какой-то миг он оказался сверху. Это был его последний шанс. Отчаянно крича, он нанес Майсгрейву удар, в который вложил остаток сил. Лишь чудом Филип успел подставить меч, но тот переломился, и удар, уже вскользь, все же пришелся по забралу рыцаря. Лежа на спине, Майсгрейв мог видеть лишь верхнюю часть лица противника, его бешеные, налитые кровью глаза. Чутьем угадав, что второй удар последует незамедлительно, рыцарь высвободил руку и с силой погрузил обломок меча прямо в этот светлый, пылающий ненавистью глаз по самую рукоять. Хрустнула кость, конец обломка вышел из затылка Делорена, и сквозь прорези в забрале на лицо Майсгрейва хлынула теплая алая кровь. Противник обмяк, Майсгрейву стало трудно дышать, и он невольно глотнул заливавшей ему лицо крови. С трудом сбросив с себя тело противника, Филип поднял забрало и вдохнул чистый прохладный воздух. К нему уже спешили оруженосцы. Он стоял пошатываясь, с залитым кровью лицом и ошеломленно озирался. Он видел ликующие трибуны: дамы махали платками, на поле дождем летели цветы. Гремели трубы, глашатаи прославляли его имя.
Филип опустился на колено возле поверженного противника и взялся за обломок клинка. Он потянул рукоять – и густеющая кровь волной выхлестнулась из страшной, зияющей раны. Рыцарь снял перчатку и опустил веко на уцелевшем глазу воина.
– Прости, шотландец, – глухо сказал он. – Мы давние враги, а потерять старого врага порой столь же тяжело, как и друга. Я не хотел убивать тебя на потеху зрителям. Какое дело всем этим иноземцам до корней нашей вражды, и сегодня мы, играя со смертью, лишь повеселили их. Такова наша участь. Прощай, Делорен.
Филип встал. Его вдруг охватила безмерная слабость. Вокруг толпились какие-то люди, смеялись, что-то кричали ему. Но невнятный гул их голосов слабел, стал удаляться и сделался совсем неразличим. Багровая пелена заволокла свет. Покачнувшись, он рухнул на землю.
34. Охота в Венсенском лесу
Когда Филип Майсгрейв вернулся к действительности, то не сразу понял, где находится. Из глубины сознания всплывали картины схватки, лязг мечей, маячило залитое кровью лицо Делорена. Потом мысли стали проясняться, он осознал, что лежит на широкой постели, покрытой тонкими, пахнущими лавандой простынями. Над головой был богатый полог, а подле кровати на столике – небольшая, оправленная в серебро лампа. При ее мерцающем свете он убедился, что находится в узкой комнате с единственным стрельчатым окном, сквозь которое видно темное, усыпанное звездами небо.
«Уже ночь, – отметил рыцарь. – Но где же я? Ведь это вовсе не та комната, в какой я останавливался в Бургундском отеле».
Во всем теле он ощущал страшную слабость. Туго перетянутая грудь мучительно ныла, хотя резкой боли уже не было. Руки и ноги ломило, а во рту все еще стоял вкус крови. Филип лежал, пытаясь вспомнить, что же произошло. Он знал, что серьезно ранен, а соперник его погиб, потом на какое-то время сознание оставило его. Итак, где же он теперь?
Звук, донесшийся справа, привлек его внимание. Он повернул голову и увидел, что в изголовье его кровати стоит кресло, в котором мирно похрапывает упитанная монахиня.
Филип окликнул ее, но оказалось, что разбудить святую сестру не так-то просто. Ему пришлось трижды позвать ее, прежде чем она зашевелилась и сонно захлопала припухшими веками. Однако, окончательно пробудившись, она улыбнулась, отчего ее круглое лицо расплылось и стало похожим на лунный диск.
– Святая Дева! Вы очнулись! Как вы себя чувствуете?
– Превосходно, – солгал Филип. – Где это я?
– Вы в Нельском отеле. Его светлость граф Уорвик сразу же после турнира велел доставить вас сюда.
– Но ведь я остановился у графа Кревкера…
– Бургундец уехал в тот же день, и Делатель Королей вызвался позаботиться о вас и проследил, чтобы вас устроили в Нельском отеле. Он пригласил одного из лучших лекарей – мэтра Ришара, а также нанял меня и сестру Летицию для ухода за вами.
– А леди Анна? – вдруг спросил Майсгрейв.
– Что леди Анна? Ах да. Юная графиня уже дважды присылала справиться о вашем здоровье, но после того, как мэтр Ришар заявил, что вашей жизни ничего не угрожает, она успокоилась. Впрочем, ей не до того, ведь через две недели ее свадьба!
– Через две недели? Я слыхал, что это произойдет не раньше августа, когда будет готово приданое.
– Нет-нет, свадьбу решено перенести. Однако теперь позвольте мне осмотреть ваши повязки, и, если вы не против, я напою вас бульоном. Вы больше суток были без сознания, потеряли много крови, и теперь вам следует набираться сил.
Она говорила еще что-то, но Филип уже не слушал. Он был оглушен известием о скорой свадьбе Анны. Пока девушка еще не принадлежала Эдуарду Уэльскому, он, вольно или невольно, продолжал считать ее своей возлюбленной и не мог примириться с мыслью, что она утеряна для него навсегда. Ведь она пришла к нему перед самой схваткой, и он понял, что она по-прежнему любит его. Но эта свадьба…
– Скажите, сестра, насколько серьезна моя рана? Смогу ли я уехать до того, как состоится венчание?
Монахиня скользнула взглядом по могучим плечам рыцаря и отвела глаза.
– Лекарь сказал, что при хорошем уходе вы скоро поправитесь. Однако зачем вам спешить? Граф Уорвик явно благоволит к вам, и вы вполне могли бы быть его гостем на свадебном пиру.
Филип сжал губы. Впрочем, болтливую монахиню это не смутило. Она поведала ему о том, какие приготовления ведутся к свадьбе, где и когда состоится венчание, кто будет присутствовать, и вконец утомила Филипа своей болтовней. К счастью, утром ее сменила сестра Летиция, сухая, суровая и настолько
